Артем Драбкин - Мы дрались на бомбардировщиках. Три бестселлера одним томом

– Сколько Вы выполнили боевых вылетов?

– У меня всего 57 боевых вылетов: 37 на Пе-8 в качестве второго летчика и 20 вылетов на Б-25 в качестве командира корабля.

Как к войне относились? Как к тяжелой и ответственнейшей работе, к которой надо тщательно подготовиться. Кроме проработки цели, метеовычислений, было и много других важных моментов. Например, когда мы приходили на аэродром, перед вылетом пушкари начинали стрелять из своих пушек, пулеметов, чтобы их опробовать. А потом оказалось, что на высоте оружие замерзает – смазка замерзает. Последовал приказ: «Не пробовать оружие!» Надо было все предусмотреть, подготовиться очень тщательно – все проверить, начиная с кислородного оборудования: и вооружение, и приборное оборудование – как все работает. Но у нас был лихой, боевой настрой. Вот только один раз, помню, пришли с Бугуруслана трое молодых: Мишин, Выгодин, Невечанный. Комната была для летчиков, койка голая, без матраса. Он сел, а я подумал: «Это не жилец! Ты пришел погибать, а не летать, не побеждать». Такой у него был отрешенный взгляд. Он на взлете в темную ночь на Б-25 теряет пространственное положение и падает.

– Боевые потери большие были?

– Допустим, при бомбометании Орла в одну ночь было сбито 3 самолета. Это было на наших глазах. Темная-темная ночь, идут горизонтальные трасы с истребителя. Самолет загорается. Этот факел падает и на земле взрывается. Только за одну ночь сбили три самолета. На следующую ночь еще одного сбили. Буквально за две ночи 4 самолета. Потери были. Над Дно сбили один самолет. Над Хельсинки один самолет. Над Данцигом был сбит капитан Ермаков. Над Борисовом сбили самолет. Там как раз был штурман полка майор Карагодов. Стрелок-бомбардир был Вася Ковтуненко. Потом он стал у меня штурманом корабля.

– Если бы у нас была тысяча Пе-8, то войны бы не было, как Вы считаете?

– Я думаю, что наша страна не была в состоянии иметь такое количество самолетов. Чтобы иметь такое количество самолетов, нужно было иметь огромную аэродромную сеть с бетонными полосами длиной по 2 тысячи метров. У нас таких не было. Надо было всю инфраструктуру делать для этих самолетов. Страна не могла бы выдержать такого напряжения, чтобы создать такую аэродромную сеть с такой инфраструктурой. Оптимально надо было иметь хотя бы сотню самолетов. А то прилетели на аэродром Алсуфьево, и все! Война для Пе-8 кончилась. У нас были стандартные полосы 1200 метров. Только единственная полоса у нас была в летно-исследовательском институте 2050 метров.

– Бомбометание обычно с какой высоты было?

– На Пе-8 обычно 5–7 тысяч метров, на Б-25–2–4 тысячи метров. Как правило, летали на Пе-8 мы в конце уже, когда мелкая авиация отбомбилась. Уже цель горит, все видно, все ясно, и мы добиваем крупными бомбами цель.

– Вы тогда знали о бомбардировках союзников, о том, что они работают, об их тактике?

– Очень мало знали.

– У вас была песня полка, начинавшаяся словами: «Когда не возвращается с задания друг, сердца друзей сжимаются в железный круг…»

– Я ее не помню, только помню, что ее пел капитан Орлов.

– Личное оружие у Вас было?

– Пистолет «ТТ» и был НЗ. В такой фанерной коробочке, там было 4 плитки шоколада, 100 граммов печенья, 100 граммов сахара, таблетки для хлорирования воды, спички были, нет, я не помню. Все это было запломбировано в брезентовом чехольчике. Одевался он на ремень. Под комбинезоном на ремне был паек НЗ и пистолет. Были такие команды: «Сегодня построение с пайками НЗ». «Сержант Петров, где твой паек?» – «Товарищ подполковник, пропил». – «Ты его пропил? Летай без пайка». – «Слушаюсь, товарищ подполковник».

– В связи с тем что вы базировались далеко от линии фронта, не возникало эксцессов, не обзывали вас тыловыми крысами?

– Нет. Такого не было.

– Окончание войны встретили с радостью?

– Безусловно. Был такой подъем, была такая радость. Правда, нам порадоваться много не удалось.

Вспоминая то время, прежде всего вспоминаешь воинское братство. Все мы жили в одном помещении: и тот же подполковник Лавровский, и тот же майор Аккуратов, известный полярный штурман. Бортрадист Низовцев Борис Павлович. Он летал в Тегеран вместе с делегацией Сталина. Другие гэвээфовские летчики. Орлов Юрий Константинович. Такое братство было! Помню, освободили Киев 7 ноября 1943 года. У нас был такой Слава Шевченко, стрелок-бомбардир. Я рассказывал, что их самолет сделал полный капот. Он переломал все кости, но остался живой. Пели, помню, хохлятские песни. Свет погас, а мы поем… Киев освободили!

– С пятью тоннами приходилось летать?

– Нет. Я всего один раз только летал на самолете с моторами М-82, но возили обычные двухтонные и тонные бомбы.

– Запасные цели выделялись?

– Да. Давали районы действия советских партизан, средства ПВО, все эти данные нам давали.

– Радиосвязь между экипажами поддерживалась?

– Нет. Летали, как правило, в режиме радиомолчания.

– Трофеи были?

– Трофеев у нас не было – мы далеко от линии фронта были, немцев близко не видели.

На фронте можно было почаще присваивать звание, через 3 месяца. Но наш командир полка был в этом отношении суховатый. Эстонец, душевной теплоты в нем не было. Если бы был русский командир, может быть, было по-другому. Во всяком случае, я лейтенанта только после войны получил. А были и жулики в этом плане. Был даже случай, когда жулики получали Героя. Был маленький такой майор Вихорев, командир корабля. Вроде имел 180 боевых вылетов. Помню, пришел в полк в каких-то партизанских чунях. Он летал на Ил-4, а к нам пришел на Пе-8. Его вывезли, и он командиром полетел на Борисов. Там его сбили. Оказывается, что он уже два раза был сбит на Ил-4, это третий раз. Он спасся через партизан. Попал к Голованову. Пожаловался, что, мол, давно летаю, два ордена Красного Знамени, пора и Героя давать. Командующий позвонил в дивизию: рассмотрите кандидатуру и представьте на Героя. Написали на Героя. Быстренько присваивают Героя Советского Союза. Потом стали листать летную книжку – и не сходится количество вылетов с налетом. У нас боевые вылеты были минимум 3 часа, а так 6–9 часов. А у него получилось совсем ничего. Прикинули, оказывается, у него было 80 боевых вылетов, он единичку приписал, получилось 180. Что делать? Дело замяли. Командиром второй эскадрильи был майор Белков. Его звали Папа Белков, здоровый мужик, вызвал в коптерку майора Вихорева, избил его там до полусмерти. И говорит: «Тебе никогда ни в какой авиации больше не летать. Потому что мы ГВФ, мы Севморпуть, и мы военные летчики. Все! Тебе вход заказан. Кончится война, ни в военную авиацию, ни в гражданскую, ни в Севморпуть ты не попадешь». Потом после войны его видели у стадиона «Динамо», он, как Герой, покупал без очереди билеты и перепродавал их. Майор Вихорев. Жулик!