Давид Ортенберг - Год 1942

И братскую землю целуя навеки,

Согрел ее кровью хладеющей,

И тихо смежая орлиные веки,

Пытался привстать на земле еще.

И несся поток по скалистым обвалам,

Как конная лава в бою.

И слава, как знамя, легла покрывалом

На грудь молодую твою.

* * *

Вернусь, однако, к очерку Суркова. Это - точно написанная картина разгрома противника, которую увидел писатель на пути к передовым позициям. Написан очерк без глянца, со всей суровой правдивостью - речь в нем идет и о наших жертвах, очерк пронизывает боль за гибель наших людей.

"Снежная степь бела, а здесь кругом черно от разбросанной взрывами земли и пороховой копоти. На проволоке, справа от дороги, тело убитого красноармейца. Он застыл на весу, лицом на запад. В мертвой правой руке крепко зажата винтовка. Очевидно, смерть наступила мгновенно, без мук и агонии. Окоченевшее тело сохранило напряженность броска вперед. Этот неизвестный нам солдат Красной Армии пал смертью героя, лицом к врагу..."

Писатель нагнал стрелковый батальон, спешивший туда, откуда доносятся звуки ожесточенной перестрелки. Он поравнялся с командиром батальона и узнал его. "Я запомнил его лицо в июльские дни, где-то здесь же, у Ново-Калитвенской или Богучарской переправы. Тогда наши отступали. Опаленное июльским зноем лицо капитана было серо от едкой дорожной пыли. В глазах, ввалившихся от бессонницы, долгих переходов, горел черный огонь стыда и обиды. Капитан шел сгорбившись, молчаливый, подавленный, нелюдимый. Теперь он выглядел по-иному.

- Здравствуйте, капитан. Торопитесь?

Он повернул голову на мой голос и смотрел на меня несколько секунд молча. Потом, очевидно, вспомнил то же, что и я, закричал вслед убегающему грузовику:

- Тороплюсь! Июльская заноза в сердце сидит..."

Вот так раскрывал писатель душевный настрой воинов.

Пришло письмо Николая Тихонова из Ленинграда. Он пишет: "...В Ленинграде тихо, но все в напряженном ожидании. Сказать честно, 17 месяцев блокады - это уже и скучно, и трудно. Все ждут действий решительных и широких. М. б., новый год будет решающим для нас, грешных.

Посылаю Вам "Ленинград в декабре". Этим кончается "летопись" 1942 года. Бурный был год - и кончается он прекрасно. С полной надеждой смотрим мы на новый, 1943.

Жизнь движется вперед, и в этом стремлении все на нашей стороне: вся правда жизни. Да иначе и быть не может..."

Три колонки, или два подвала, для очерков Тихонова, несмотря на тесноту в газете, - неприкосновенны. Три колонки и заняла в последнем номере этого года статья Тихонова "Ленинград в декабре".

Великий мастер пейзажа, Николай Семенович зримо представил нам картину зимнего Ленинграда. Всевидящим оком он обозревает город в эти дни: "Идет жизнь, похожая на жестокую, красочную и правдивую до боли книгу", - это ключевая фраза статьи.

Удивительные страницы читаем мы в этой "книге".

Одна из них посвящена заводским подросткам, делающим автоматы. В их глазах столько сосредоточенности, в их руках, маленьких и быстрых, столько уменья, в их маленьких сердцах столько недетского спокойствия!

Другая страница книги: "Перед нами тигр из ленинградского зоопарка, этот благородный и прекрасный зверь. Этот тигр - единственный в мире. Такого второго нет нигде. Он стал вегетарианцем. Он ест постные щи и лежит часами, раздумывая о том, почему он до сих пор не ел такого непонятного и вкусного блюда. Какие странные времена, когда тигры становятся вегетарианцами, а перед великим городом второй год лежит лагерь полузверей-людоедов? Эти людоеды бросаются к орудиям и начинают неистовый обстрел города, как будто за несколько часов хотят стереть его с лица земли".

Новая страница - о жизни Ленинграда под огнем немецкой артиллерии. Декабрьский обстрел города длился однажды два с половиной часа. Снаряды ударяют перед театром, но никто не уходит - ни артисты, ни зрители... Архитекторы пошли посмотреть разрушения, чтобы восстановить здание. На обратном пути снаряд убил старого архитектора, словно мстя ему за то, что он своей работой побеждает варварство бомбардировки...

Нельзя без печали все это читать. Но такова правда блокадного Ленинграда, и от этой правды, горькой, как полынь, никуда не уйдешь. Писатель говорит о ней прямо, честно, чтобы весь наш народ знал, как трудно ленинградцам.

Многие страницы этой "книги" писатель заполнил рассказом о стойкости жителей города на Неве, мужестве в труде и в бою. Хотя сейчас и нет больших сражений, но и в коротких, мелких, упорных схватках рождаются герои. Он называет их имена, чтобы народ их помнил.

Не приглушая драматических событий в своих заключительных строках, Николай Тихонов обращается к каждому советскому человеку:

"Кончается год, полный битв и озаренный светом побед нашего оружия. Мы будем праздновать Новый год в кругу друзей, вспоминая ушедших и отсутствующих, но мы будем помнить, что там, за чертой наших сторожевых охранении, лежит родная земля, полная мук, где в темноте под ярмом живут советские люди - их надо спасти, их надо освободить. В этом задача наступающего года. В этом наш долг, наша честь, наша клятва и наша победа".

Передовые статьи этих дней, естественно, были посвящены Сталинградской битве. Есть в одной из последних передовиц такие строки:

"Известно, что некоторое время тому назад советские войска, нанеся свой первый удар под Сталинградом, окружили группировку немцев. Попытки врага прорвать внутри кольцо окружения потерпели крах. Теперь лопнули потуги противника выручить ее наступлением извне - севернее Котельникова. Наши войска перешли здесь в контрнаступление, отбросили врага на 20-25 километров, нанеся ему большие потери. Немецкая группировка, окруженная нашими войсками под Сталинградом, - в железном кольце..."

И вот по поводу "железного кольца" был звонок "сверху": не торопимся ли мы, не забегаем ли вперед?

Как раз накануне Нового года я вновь встретился с Жуковым. Рассказал ему о том звонке.

- Никто и ничто их не спасет. Заперты они прочно. Ошибки нет, - ответил Жуков.

Простые слова - "железное кольцо", но в них был заложен большой смысл. Ориентировка была правильной...

* * *

В канун Нового года отмечалось большое событие для нашей страны двадцатилетие образования Союза ССР. Задумались: что написать в газете об этой знаменательной дате? Позвонил М. И. Калинину. Знал, что в эти дни он очень занят, и прежде всего предстоящим традиционным выступлением, все же решился на звонок:

- Михаил Иванович, может, выкроите для нас часик-другой и напишете хотя бы несколько строк к юбилейной дате?

Ответ я получил лишь на второй день. Калинин обещал "кое-что" написать. Это обрадовало. Во время разговора с Михаилом Ивановичем у меня в кабинете был Алексей Толстой. Я и его попросил: