Самуил Маршак - В начале жизни (страницы воспоминаний); Статьи. Выступления. Заметки. Воспоминания; Проза разных лет.

Литературу он понимал так широко, как не понимал почти никто из людей его поколения. Он считал прямым делом литератора занятие историей, географией, этнографией.

Все, за что брался Пушкин, сразу становилось искусством. Казалось бы, что может быть скучнее примечаний? Но откройте «Историю Пугачевского бунта», и вы увидите, что можно сделать из самых служебных приложений и примечаний.

В одном из своих «анекдотов» («table talk»[336]) Пушкин рассказывает о том, что Екатерина Вторая обыкновенно говаривала:

«Когда хочу заняться каким-нибудь новым установлением, я приказываю порыться в архивах и отыскать, не говорено ли было уже о том при Петре Великом, — и почти всегда открывается, что предполагаемое дело было уже им обдумано».

В наше время, когда литература стала таким сложным и многосторонним делом, когда ей приходится ежесекундно соприкасаться и с политикой, и с наукой, и с проблемами воспитания, — нам следует как можно чаше заглядывать в пушкинский архив, потому что многое из того, что мы в литературе начинаем, «было им уже обдумано».

И, пожалуй, больше всего это относится к писателям, непосредственно связанным с делом воспитания миллионных масс, — к детским писателям. Они найдут для себя образцы в любом из пушкинских жанров.

Теперь несколько слов о пушкинских сказках.

Дети больше всего любят сказку о «Царе Салтане», хоть и она, как и все остальные, была написана Пушкиным не для детей.

Любят ее за то, что она справедлива, весела и легка, как настоящая народная сказка.

За то, что ее герой Гвидон молод и хорош собой.

За то, что сказка счастливо кончается.

Но не только в этом ее сила. Сказка полна движения.

Ветер весело шумит,Судно весело бежитМимо острова БуянаК царству славного Салтана.

Вот такой веселый, легкий ветер подгоняет действие во всех сказках Пушкина.

Дети и сами любят двигаться, и вещи они любят двигать, и в сказках любят движение.

В детстве человек бывает нетерпелив. Пушкин как бы рассчитывает на это в своих сказках. Действие у него нигде не замедляется и не застаивается. И даже внешнее построение сказок таково, что кажется, будто они состоят из отдельных, законченных звеньев, все время сменяющих друг друга.

Детским писателям следует учиться у Пушкина этому замечательному умению придавать отдельным двустишиям, четверостишиям, восьмистишиям смысловую и ритмическую завершенность и цельность.

Если бы вся сказка о царе Салтане не была бы написана, а существовали бы только четыре ее строки:

В синем небе звезды блещут,В синем море волны хлещут,Туча по небу идет,Бочка по морю плывет,

то и они были бы замечательным и законченным произведением искусства.

Народная сказка во времена Пушкина еще не имела прав гражданства. Жила она где-то под спудом, и только первые пионеры, вроде Сахарова, рисковали рыться в этой еще не исследованной и не очищенной руде.

Пушкин не ждал, чтобы фольклористы и присяжные собиратели сказок вложили ему в руки нечто готовое.

Он добыл сказку сам, добыл из первых рук, и с тех пор, как он к ней прикоснулся, она стала достоянием сознательного и культурного искусства.

Пушкин подарил нам сказку как литературный жанр, и мы не имеем права выпустить этот подарок из рук.

Сейчас нам предстоит труднейшее дело — добыть и создать сказку нашего времени. Не будем же и мы рассчитывать на фольклористов и собирателей.

Это должно быть делом поэтов — так же, как во времена Александра Сергеевича Пушкина.

Дети-поэты

Недавно я слышал интересный маленький рассказ. Сочинила его семилетняя девочка, Таня Кротова. Вот он:

На море был остров. На острове сидела жаба. Пришел ослик. Ходил, ходил и жабу раздавил. Пришел лев. Ходил, ходил и ослика раздавил. Пришел слон. Ходил, ходил и льва раздавил. Пришел мамонт. Ходил, ходил и слона раздавил. И остался один. Ходил, ходил и целый остров раздавил. Не стало ни мамонта, ни острова. Одно море осталось.

Этот рассказ запоминается с первого раза, как стихи — так лаконична его форма.

У рассказа есть начало и конец (что не всегда бывает в произведениях взрослых писателей). Продолжать рассказ дальше — после того, как мамонт потопил остров и одно только море осталось, — немыслимо.

Когда читаешь детям книжки, написанные взрослыми, часто приходится присочинять к сказке или повести новый конец. А еще чаще ребенок сам придумывает окончание к рассказу. Это бывает в двух случаях: когда книжка кажется ребенку незаконченной или когда она кончается «грустно».

Ребенок спешит исправить автора. Заключение рассказа во что бы то ни стало должно быть оптимистическим!

Правда, история «про жабу и про мамонта» кончается гибелью всех действующих лиц и даже декорации (остров погибает), но вряд ли кто-нибудь пожалеет героев этого рассказа — жабу, ослика, льва, слона и мамонта. Все они упоминаются мельком и выведены только для того, чтобы можно было сравнить их силу и вес.

Путем таких сравнений (Кто больше? Кто сильнее?) ребенок познает мир.

Та же тема, но в гораздо более сложной и тонкой трактовке звучит в драматической поэме «Человек все победит». Поэму эту написал двенадцатилетний мальчик. Но о ней речь впереди.

Из стихотворений, сочиненных детьми, самым характерным для маленьких поэтов Советской страны я считаю следующее:

ЧелюскИнцы-дорогИнцы,Как боялся я весны.Как боялся я весны.Зря боялся я весны:ЧелюскИнцы-дорогИнцы,Все равно вы спасены.

Существительного «дорогинцы» в русском языке до этих стихов не было. Слово это образовано от прилагательного «дорогой» и звучит очень ласково. Гораздо ласковее, чем «дорогой».

А «челюскинцы» — это участники нашей полярной Экспедиции, высадившиеся с погибшего парохода «Челюскин» на льдину и спасенные летчиками — Героями Советского Союза.

Вся наша страна принимала участие в спасении челюскинцев, — начиная с ее правительства и кончая каждым отдельным рабочим, который срочно ремонтировал ледокол и снаряжал аэропланы, посланные на выручку героической Экспедиции.

Наши дети — даже самые маленькие — тоже не были безучастны к судьбе челюскинцев.

Когда ребенок говорит, что он «боялся весны» (а ведь мы знаем, с каким нетерпением и с какой радостью все Дети мира обычно ждут весны), это значит, что весна грозила ребенку каким-то личным горем.