Эндрю Ходжес - Игра в имитацию

Верные современному подходу на базе социальных и управленческих наук, доклад Сената от 1950 года избегал этих сильных и стойких архетипов. Внимание было сконцентрировано на более обнадеживающей картине гея как слабой и беспомощной жертвы шантажа. В соответствии с данным представлением после 1950 года всех установленных гомосексуалистов убрали из правительства Соединенных Штатов. Тем не менее с помощью научного языка не удалось полностью вытравить старые представления. Возник и страх, переходящий в панику. Страх от того, что теперь рассматриваемый предмет видится незримым раком, поразившим общество и превращающим послушных граждан в неизвестное, не подконтрольное, не американское нечто, что проблема вышла за рамки простого и рационального описания возможной уязвимости перед шантажом.

В отличие от американского Сената, британские законодатели не имели обыкновения настолько открыто вмешиваться в работу правительства. Однако здесь работали те же самые силы нового времени, которые и вынудили правительство Великобритании пойти на сходные меры. 25 мая 1951 года два чиновника Министерства Иностранных Дел Бёрджес и Маклин исчезли и уже 10 июня в воскресных новостях проливался свет на данное исчезновение с намеком на то, что пора бы взять на вооружение американскую политику «искоренения сексуальных и политических извращенцев.»

Система безопасности Великобритании уже подвергалась критике годом ранее после рассмотрения дела Фукса. Впрочем тот был беженцем из Германии, а проект атомной бомбы виделся чем-то нетипичным, ведь он во многом опирался на работы изгоев, которым в 1940 нельзя было доверить ничего, что казалось важным. А вот дело Бёрджеса и Маклина отличалось, так как оба были выходцами из верхушки среднего класса, учениками Кембриджа — кузницы кадров британской администрации. Ранее можно было рассчитывать на то, что обучение в частной школе гарантирует со стороны выдающихся учеников верность факультету и школе, что позволило правительству Великобритании во время войны обойтись без дорогостоящего и трудоемкого процесса надзора за кадрами, который требовался в Соединенных Штатов, не отличавшихся подобным доверительным отношением. И вот, ко всеобщему удивлению, кодекс частных школ оказался нарушен. Требовались новые меры. Тем не менее та форма, которую приняли новые порядки, не полностью объяснялась бегством Черной Королевы. В них нашли отражение революция в среде управленцев, где более аристократическая прослойка постепенно отстранялась от дел, а также союз со Штатами.

Журнал «Воскресная пиктораль» в 1952 прокомментировал:

«В дипломатических кругах и на гражданской службе извращения расцениваются как отдельная угроза, так как несут в себе риск шантажа. Именно угроза шантажа и создает подобную масштабную проблему для полиции.»

В журнале также говорилось, что «гомосексуализм особенно распространился среди интеллектуалов». Такого рода замечания в прессе сопровождались и действиями со стороны правительства, которое в 1952 году ввело «удостоверяющую проверку на благонадежность» для занимающих государственные посты, имеющих дело с информацией государственной важности, а также кандидатов на подобные должности.

До сих пор государственные служащие проходили только «поверхностную проверку». Служба безопасности проверяла дела тех, кто был замечен в «провокационных воззрениях», и ставила штамп «Порочащих сведений не имеется». Суть «удостоверяющей проверки» заключалась в том, чтобы «провести подробное расследование прошлого и личных качеств». В частности, учитывались «заметные слабости характера, которые влекут уязвимость перед шантажом и неблагонадежность». Иными словами, если обнаруживалось малейшее свидетельство или даже обоснованное подозрение на гомосексуальные наклонности, то человек считался непригодным для должности, требующей «благонадежности».

На практике требовалась искусное и дорогостоящее расследование с тем, чтобы установить, является ли тот, или иной человек гомосексуалистом. Тут не удастся обойтись выявлением «манерных» мужчин, так как (согласно американскому докладу) не существует «явных признаков, или примет, которые позволили бы однозначно выявить сексуального извращенца». Присущая британцам закрытость и презумпция гетеросексуальности усложняли выявление гомосексуалистов, которые общались исключительно через друзей и на приватных встречах. Однако, будучи обнаруженным, гомосексуалист оказывался в трудном положении, так как на него одного обрушивались все накопленные страх и подозрения, которые в ином случае приняли бы на себя многие люди.

Алана Тьюринга раскрыли, более того, оказалось, что для любого официального лица, да и просто для любого, обеспокоенного вопросами государственной безопасности, он ведет себя с попросту ужасающей неосмотрительностью. В его голове хранились тайны криптографической и криптоаналитической работы Великобритании, со времен которой не прошло и десяти лет, а он при этом позволял себя якшаться с публикой на Оксфордской дороге, да и Бог знает где еще. Хуже того его работа во время войны и работа консультантом с 1948 года вооружили Тьюринга, по меньшей мере, знаниями о конкретных проблемах страны, тогда как разрабатываемые им компьютерные методы, да и сама идея компьютера, находились на передовом крае науки.

Не существенно, представляла ли данная информация интерес для Советского Союза, само её существование должно было сохраняться в тайне. Тьюринг совершил немыслимое. Вхожий в Ближний Круг, он запятнал себя с пролетариями, да так, что сам Оруэлл не назвал бы это ничем иным, как извращением, хотя Альдус Хаксли и расценивал требование сексуальной свободы, как спутник усиления диктаторского режима. Тьюринг был сам себе законом.

Можно, пожалуй, возразить, что его поведение как раз и демонстрировало, что Алан неуязвим для шантажа. Разве он не обратился бы в полицию при малейшем намеке на угрозу, даже если бы та не имела никакого отношения к хранимым тайнам? Он даже не скрывал подробностей, какими бы нелепыми, или шокирующими те ни были, чем ясно дал понять, что не вздрагивает от мысли, что они станут известны «друзьям, коллегам и в целом будут преданы огласке». Увы, подобные аргументы лишь подчеркнут впечатление о нескромности, выставят его вызывающе антисоциальным и отталкивающе непредсказуемым.

Тьюринг не был завсегдатаем тех немногих тайных «ресторанов, клубов и баров», но для служб безопасности его времяпрепровождение за границей было сущим кошмаром. Безусловно, Великобритания — свободная страна, а Алан — её свободный гражданин, но кто дал ему право у себя принимать молодых норвежцев, и в чем состоит суть кризиса с Кьолем в марте 1953, о котором местный центр разведывательного управления совершенно не осведомлен. В результате, Кьоль вернулся в Норвегию, так и не увидев Алана. Намеки Алана Робину о том, что иммиграционные службы повсюду видят «кротов», «еретиков» и заговоры извращенцев, — вот, пожалуй, и все чем Тьюринг мог намекнуть на то, что «по масштабам непристойности могло потягаться с историей Арнольда», не раскрыв при этом причины, по которой он оказался объектом особого внимания, чтобы защитить себя от себя же.