Эмма Герштейн - Мемуары

Погода у нас неважная: то очень жарко, то пыльный вихрь. Прошлый год лето было мягче у нас часто показывают кино и часто очень хорошие картины. Я кино не пропускаю — оно очень успокаивает нервы. Маме я написал и в Ленинград, но, не зная, где она, теперь на всякий случай пишу для нее страничку и прошу Вас ей ее передать, разумеется, если она в Москве. Целую Ваши ручки и Вас, дорогая, искренне Ваш — L

8 июля 55 г.

Дорогая Эмма

обратите внимание на небольшое изменение в адресе. Все остальное остается пока по-прежнему. Очень благодарю Вас за последнее письмо, несмотря на отсутствие в нем утешительных или огорчительных известий. Я понимаю, что нужно ждать, но сколько можно? Опыт показывает, что единственный способ продвижения аналогичных дел — хлопоты родных. Примеров тому тьма. Конечно, я понимаю, что это не в Ваших силах, но мамина пассивность может быть фатальна. Полагаю, что без подталкивания сия телега с места не сдвинется. Я сам написал напоминание, но бумага не заменяет живой речи. Пишите, даже если ничего нет. Молчание хуже.

Целую Вас — Leon

14.VII.55

Милая Эмма

больше двух недель я не получаю писем, но приписываю сие отнюдь не тому, что Вы меня забыли, а перемене адреса. Напишите по новому. Жду. Очень благодарен Вам за пульверизатор, благодаря ему я стал чисто выбритым и часто. Перестав получать письма, я как-то оторвался от ожидания результата пересмотра и снова впал в ровную мрачность. Надеюсь, за это время все-таки что-нибудь да сдвинулось с мертвой точки. По поводу Вашего приезда[152] — да поймите, Вас просто не пустят ко мне. Свидание дают только родным и зарегистрированным женам. Ваши сомнения и мысль о Птице[153] просто ни к чему — не в этом дело. Напишите, пожалуйста. Я живу по-прежнему и пока не в больнице. Целую Вас, дорогая, — Leon

21VII. 1955 г.

Дорогая Эмма

получив милое письмо, я отвечаю немедленно, так же, как ответил на большое и очень интересное письмо. Сейчас я чувствую себя, пожалуй, чем-то лучше. Прошла бессонница, изнурявшая меня почти год, и вернулся аппетит, так что посылка будет весьма кстати.

Понемногу занимаюсь, причем результаты еще неосязательны, но многообещающи. Если выживу и вернусь — будет чем похвалиться. Психа, как видите, прошла или проходит. В Прок<уратуру> я послал «напоминание», а после Вашего след. письма закачу еще жалобу в «Бюро жалоб», если надобность в этом не минет. Очень, очень благодарю Вас за заботу и за письмецо. С ними легче. Целую крепко Ваши руки и Вас

Leon

24 июля 1955

Милая Эмма

по-видимому, я был, к сожалению, прав. Не нравится мне эта затяжка, ох, не нравится. Опыт показывает, что без толчка нет движения, а толкать не в Ваших силах. Нормальная затяжка — это когда дело ждет своей очереди, а дождавшись — надо двигаться. Я буду писать еще, но бумажка не живая речь. Поймите: с самой весны все шло ненормально, но Вы не умели этого видеть. В свое время не хватило одного маленького усилия и вот все покатилось не по тому руслу. Надеяться, конечно, еще можно, но стоит ли? Лучше пишите все как есть. Посылки пришли — я сегодня вечером их получу и буду с остервенением пожирать. Погода у нас тоже хорошая, и очень много красивых цветов. Я пока скриплю и пытаюсь отвлечь себя от тоски хуннами и древним Китаем. Иногда получается, а иногда нет. Маме передайте привет, она мне долго не писала. Целую и благодарен за все — Ваш Leon

27.VII. 55

Эмма — Вы солнце и прелесть, даже со всеми Вашими эмоциями и неверными ассоциациями. Получив «ботаническое» письмо[154], я сначала очень расстроился и огорчился, но потом понял, что оно результат настроения. А орнитологические темы сейчас не актуальны — наверно, Вы сами это уже поняли. Получив письмо от 21.VII, я стал счастлив. Ник<олай> Иосифович[155] — это такой человек, перед коим мне не зазорно и на пузо лечь. Это титан востоковедения, и его мнение о моих работах — такая награда, что лучше и быть не может. Что мама вышла из статуса пассивности — это тоже счастье. Я так хочу на нее не сердиться, что рад малейшему поводу к тому. Сообщите телеграфно, писать ли еще жалобу в Совет Министров или обойдется без этого? Часть Ваших писем до меня не дошла еще в связи с переменой адреса; отсюда асинхронность переписки, но это ничего. Ваши письма меня очень поддерживают, а мне сейчас это нужно. Целую и благодарю милая, хорошая, умная Эмма.

Leon

Марки пропали; деньги еще не пришли.

30. VII.1955

Милая, чудная Эмма

Пришли: Ваше письмо, две вкусных посылки и 200 р. денег от мамы. Все это очень приятно, но то, что Прокуратура задерживает разбор — очень неприятно. Ваши надежды, по-моему, недостаточно обоснованы. Во мне сейчас не нетерпение, а опыт. Затяжка дела не в пользу нам. Боюсь, что если не нажать на них – результата не будет.

Я написал жалобу в Бюро жалоб при Совете министров, но мой писк из Сибири в Москве не слышен. И эту жалобу могут подшить к делу, тем все и кончится.

Я не хочу давать советов, не хочу нагружать никого, даже маму, своей горечью и болью, но если не помочь мне сейчас — дальше уже незачем будет помогать. Когда кончится общий пересмотр — для меня исключений делать не будут. Надо было маме на съезде обратить внимание на мою телеграмму, а что сейчас делать, я просто не могу представить. Но надеяться — самое последнее дело. Очень порадовал меня отзыв о моих работах Ник. Иос. Конрада. Я его очень уважаю как ученого. Кажется, он тоже очень хороший человек. «Всеобщая история» это дело для меня, так сказать, по моему профилю.[156]

Постарайтесь, пожалуйста, довести до него следующее. Я написал здесь работу: «Древняя история Центральной Азии в связи с историей сопредельных стран»; охвачена почти вся Азия, кроме Переднего Востока, Индии, Индо-Китая и Японии. Доведена она до X в. н. э. Работа не совсем закончена, т. к. у меня не хватало иностранной литературы, но, я знаю, прибавка ее не изменит ничего в принципе, а только даст уточнения. Уже написано ок. 20 печ. листов и составлено несколько истор. карт. Качество работы выше, чем диссертация, т. к. я писал не торопясь, по нескольку раз переписывал, да и сам за это время не поглупел, а поумнел. Для «Всеобщей истории» этот текст придется не дополнять, а сокращать, и тут не 2 главы, а целый раздел.

Мало этого: эпоха Чингис-хана еще не была научно описана. Там есть большие сложности, о которых я знаю и знаю, как найти выход. Если мне будет сделан заказ, вполне официально , я сумею его выполнить. Я не хвастаюсь, это слишком серьезно. Для этого необходимо, чтобы меня поставили в те условия, в которые ставят изобретателей — так жить молено и можно ждать результата пересмотра.