Карен Брутенц - Тридцать лет на Cтарой площади

Уже в ходе первого визита Арафата принимавшие его Мазуров и Пономарев твердо заявили, что Израиль – необратимая реальность и серьезные политики обязаны исходить из этого. Руководство же ООП хотя и не выдвигало тогда лозунга «евреев – в море», но требовало создать единое государство, что означало по существу уничтожение Израиля. Палестинцам было сказано, что выдвинутые ими (в Хартуме в 1967 г.) три «нет» – «нет Израилю», «нет оккупации», «нет миру» – вещь тупиковая. Им разъясняли: коренная слабость Организации освобождения Палестины в том, что она признает права только за палестинцами, именно поэтому ООП не получает международного признания.

Серьезное воздействие на палестинцев возымело то, что СССР публично заявил (впервые во время визита Асада в 1971 г.) о готовности вместе с США выступить гарантом безопасности границ Израиля. Идя на контакты с нами, ООП приходилось считаться с этим. Иными словами, с палестинцами вели дело, не отступаясь от своих позиций, говорили: существование Израиля неоспоримо, а Советский Союз готов сотрудничать с вами в обеспечении законных национальных прав арабского народа Палестины.

Противодействуя радикальным тенденциям, Москва в резкой форме отвергла так называемый Фронт отказа, хотя в него входили такие левые организации, как Народный фронт освобождения Палестины (глава Ж. Хабаш) и Демократический фронт освобождения Палестины (глава Н. Хаватма). Мы перевели контакты с ними на самый низкий уровень. По этим же мотивам мы не соглашались завязывать отношения с некоторыми палестинскими организациями, опекаемыми сирийцами. Фронт не только противопоставлял себя основной линии ООП, ои оказывал на нее значительное воздействие, и Арафат не мог просто отмахнуться от него. Твердая советская позиция способствовала ограничению влияния Фронта, послужила одним из факторов, которые помогли фидерам ООП, самому Арафату не поплыть по течению.

Советский Союз всячески поощрял израильско?палестинские контакты сначала по линии общественных организаций, а затем уже и на официальном уровне. Международный отдел, например, старался содействовать конфиденциальной встрече палестинских лидеров с Э. Вейцманом, обращался но этому поводу с запиской в Политбюро.

В своих политических контактах мы неизменно высказывали резко негативное отношение к террористическим акциям палестинцев. Должен, однако, подчеркнуть, что речь шла о действиях, которые действительно подпадают под эту категорию. Сегодня политическая тусовка Запада и некоторые наши журналисты трактуют эту проблему весьма специфическим образом, повернувшись спиной к общемировой и собственной истории. Шумилин, журналист, пишущий из Каира («Независимая газета», 1 июня 1996 г.), умудрился назвать нападение на израильских солдат в оккупированной Израилем «зоне безопасности» в Ливане и «терактом», и «наглостью поистине безграничной». Послушать господина Шумилина, террористами были и американские колонисты, добивавшиеся независимости от британской короны, и белорусские партизаны, сражавшиеся с гитлеровскими оккупантами, и алжирские комбатанты, нападавшие на французских легионеров… А как насчет полковника Штауфенберга, подложившего бомбу под стол, за которым сидел Гитлер, или израильских организаций «Хагана» или «Иргун цвей леуми», взрывавших британские объекты в арабской Палестине в первые послевоенные годы?..

В сентябре 1970 года, когда террористические действия приобрели довольно активный характер и начались насильственные посадки гражданских самолетов на так называемый революционный аэродром в Иордании, мы уже не ограничились резким закрытым обращением. Москва выступила с публичным их осуждением, в частности, через Советский комитет солидарности стран Азии и Африки. И эти действия были свернуты, несомненно, не без нашего влияния.

В условиях же, которые можно назвать обычными, «антитеррористическая» работа шла целенаправленно и планомерно на всех уровнях. Специальные беседы на эту тему с лидерами ООП Махмудом Аббасом, Фаруком Каддуми, самим Арафатом были и у меня, причем, выполняя поручение, я выражался вполне определенно, если не жестко.

Беда состояла в том, что ряд акций проводился группами и организациями, находившимися явно вне контроля руководства ООП. К тому же действия палестинцев часто были ответом на акции израильских спецслужб и армии, которые достаточно широко применяли против функционеров ООП, палестинского населения и террористические методы. Наконец, характер некоторых эпизодов, их приуроченность к определенным событиям, в особенности когда намечалось оживление международной активности ООП, наводили на мысль, что их авторы или, по крайней мере, вдохновители – не арабы. Не берусь утверждать со стопроцентной уверенностью, что решающую роль сыграло наше влияние, но мы на протяжении ряда лет предостерегали палестинцев против вооруженной борьбы на Западном берегу и в секторе Газа. И когда там началась интифада, стали особенно настойчивы, понимая, к чему может привести перерастание восстания в вооруженное сопротивление. Должен, правда, признаться: вполне благоразумную позицию занимал и сам Арафат.

Советское воздействие, наряду с изменением ситуации в регионе и мире, заметно повлияло на линию ООП, о чем не раз говорили сами палестинцы. Началось с заявлений Арафата, где – сперва очень осторожно, не называя Израиля, – стала звучать мысль об уважении права на жизнь и мирное сосуществование всех народов Ближнего Востока. Это дало толчок процессу международной легитимизации Организации освобождения Палестины.

В выдвинутом на XXVI съезде КПСС плане урегулирования ближневосточного конфликта весомое место было уделено национальным правам палестинцев, включая право на создание собственного государства, и ООП как единственному законному представителю палестинского народа, а также гарантии права всех стран и народов региона, включая Израиль, жить в мире и безопасности. Одобрение этих предложений Национальным советом Палестины (палестинский парламент в изгнании) в апреле 1981 года означало радикальный сдвиг в позиции ООП. В то же время палестинская Национальная хартия, где оставалось положение об уничтожении Израиля, так и не была скорректирована. Арафат ссылался на него как на одну из последних «козырных карт» в предстоящем политическом торге.

В 1983–1984 годах между ООП и Москвой наступило охлаждение, точнее, оно касалось самого Арафата. Некоторое время существовало даже своеобразное эмбарго на его визиты в Советский Союз. Объяснялось это естественными, на мой взгляд, попытками лидера ООП выбраться из прокрустова ложа – исключительной привязки лишь к одной из сторон противостояния. Они, очевидно, были подстегнуты событиями в Ливане и делались в «гонке со временем». Упоминавшийся тупик на Ближнем Востоке обнажил нашу неспособность сдвинуть ситуацию, и Арафат пошел на соглашение с королем Хусейном, получившее название амманского, нанес визит в Каир.