Игорь Русый - Время надежд (Книга 1)

Командование также не предусмотрело мероприятий в случае большого холода. Полевые госпитали забиты обмороженными солдатами. Отступление теперь равносильно измене!..

Беспокойство сидевших за столом генералов усилилось. Гитлер так повернул дело, что любого мог объявить виновным. Канарису нетрудно было понять, о чем думают генералы. Обвинение повлекло бы за собой утрату загородных дач, автомобилей, того образа жизни, который стал доступен благодаря занимаемому положению. И если Гитлер несправедливо теперь обвинит когото, другие промолчат ради собственного благополучия.

"Вот рычаг власти, - подумал адмирал, - который безотказно действует от сотворения государства".

Его собственное беспокойство объяснялось тем, что несколько дней назад в речи Гитлера на заседании рейхстага был намек на плохие разведданные, которыми располагало командование. И теперь фюрер мог сделать абвер козлом отпущения.

- Я приказал, - медленно заговорил Гитлер, - разжаловать и лишить всех знаков отличия командующего 3-й танковой армией генерал-полковника Гепнера, войска которого ближе всех подошли к Москве и затем оставили позиции... Командующий 2-й танковой армией генерал-полковник Гудериан будет отозван в резерв.

Командующий группой армий "Центр" генерал-фельдмаршал фон Бок нуждается в длительном лечении.

Главнокомандующий сухопутными войсками генералфельдмаршал фон Браухич намерен подать в отставку...

Канарис облегченно, едва заметно вздохнул: значит, виноваты фронтовики. Адмирал вспомнил, как месяц назад, посетив штаб Роммеля в африканской пустыне и восторгаясь его талантом полководца, он будто между прочим заметил, что фюрер недооценивает способных людей. И суровый, прямодушный Роммель, криво усмехнувшись, ответил: "Боеспособность войск определяется не одним талантом генерала и не просто количеством орудий, а духом солдат, их решимостью победить".

- В связи с обстановкой, - продолжал Гитлер, - когда может потребоваться замена и других генералов, я принял решение взять на себя командование сухопутными войсками...

Такого решения не ждали. Одно дело быть верховным главнокомандующим и совершенно другое - непосредственно руководить боевыми действиями армий.

Воцарилось напряженное молчание. И неожиданно Геббельс вскочил, сверкая черными глазами, начал аплодировать. Геринг с непосредственностью мальчишки, будто и для него это новость, восторженно хлопнул ладонями себя по груди. Как бы спохватываясь, зааплодировали остальные.

- Недопустимо никакое отступление, - сказал Гитлер, когда аплодисменты утихли, - даже если русские прорываются в тыл. Это даст время перебросить с Запада боеспособные части. В Германии мы должны сформировать до лета тридцать - сорок новых дивизий. Немецких рабочих следует заменять иностранными, особенно французами и русскими, и принудить работать.

Тогда летом можно будет нанести России последний удар. Вместе с тем я дал распоряжение начать подготовку к операции "Аттила" [Операция "Аттила" - захват неоккупированной южной части Франции, где в портах стояли военные корабли.]. Французы колеблются выступить против Америки. Сделайте все, адмирал Канарис, чтобы захватить флот. Мы объявили войну Америке, А. скоро потребуются эти корабли. Необходимо также блокировать Средиземное море. Теперь я прошу высказать соображения о летней кампании в России.

Совещание закончилось поздно. Канарис решил остаться и поговорить с Гитлером. Когда все ушли, Гитлер вынул из кармана брюк золотые старомодные часы.

- Вы хотите объясниться, адмирал? Но я должен ехать в рабочий квартал. Поговорим в машине...

Машина уже стояла во дворе. И не бронированный "хорьх", на котором всегда ездил Гитлер, а старенький "мерседес". Не было и охраны, только адъютант уселся впереди, рядом с шофером. Машина выехала со двора.

Хлопья мокрого снега залепляли лобовое стекло. Улицы напоминали черные туннели, а навстречу неслись десятки прикрытых маскировочными стеклами зеленых, будто кошачьи глаза, автомобильных фар. Гитлер задернул шторку, отделявшую шофера, откинулся на мягкое сиденье. Лицо его теперь выражало довольство и умиротворение.

- Я слушаю, адмирал.

Канарис заговорил о том, как его взволновала речь фюрера на заседании рейхстага, где была задета честь разведки.

- Ах, это вас беспокоит, - улыбнулся Гитлер. - Но я сделал такое заявление по политическим мотивам.

У меня еще есть скрытые противники, даже среди членов рейхстага и среди генералов. Их все меньше, но есть. Кроме того, мир должен знать, что германский солдат непобедим в бою. А летом нанесем окончательный удар по России... Вы делаете то, о чем я просил?

Русских надо убедить в нашей готовности летом опять идти на Москву...

Слушая его, адмирал пытался догадаться, куда они едут. Машина остановилась у низкого дома. Адъютант распахнул дверцу. Гитлер вылез, поднял воротник серого пальто, надвинул на лоб венгерскую шапочку, жестом пригласил Канариса.

Это была улица на окраине Берлина. Канарис заметил темные фигуры охраны возле дома и поодаль несколько машин. Адъютант повел их в грязный, тускло освещенный подъезд, указал дверь квартиры.

- Здесь, - сказал он.

Гитлер сам постучал. Выглянула женщина с худым, изможденным лицом.

- Фрау Носке? - Гитлер снял шапочку.

Женщина узнала его, испуг, растерянность отразились в ее глазах.

- Кого там занесло? - послышался из глубины комнаты хриплый стариковский бас.

Не в силах что-либо ответить, женщина пятилась.

Гитлер вошел, за ним пошли Канарис и адъютант с большим свертком в руках. Комнатка была тесная, узкая. За столом на табуретках сидели двое малышей и старик в черной рубахе. Они собрались ужинать. На тарелках лежали картофелины, ломтики хлеба. Старик поднялся, упираясь жилистыми руками в край стола.

Дети глядели, открыв рты. Адъютант положил сверток и отошел к двери.

- Фрау Носке, - сказал Гитлер, - я пришел, чтобы разделить с вами горе. Мне только что сообщили: ваш муж, Карл Носке, пал смертью героя у стен Москвы...

Она ладонью прикрыла рот, чтобы сдержать крик.

Задергался морщинистый кадык на шее старика.

Канарис уже понял, в чем дело: на почте задерживались извещения о гибели солдат, бывших рабочих.

Гитлер в удобный момент навещал их семьи. В газетах не сообщалось об этом. Но слухи о фюрере, который не меньше близких страдает о погибших, разносились по стране. А слухам верят больше.

В свертке были продукты и книга "Майн кампф".

- Имя Карла Носке будет стоять в ряду героев, завоевавших мир для потомков, - продолжал Гитлер. - И Германия позаботится о ваших детях.