Владимир Голяховский - Это Америка

Из Чистополя приехала Александра, дочь Нади и Саши, с дочкой 12 лет, тоже Надюшей. Муж Александры спился, и она развелась с ним. Ей было уже под пятьдесят, всю жизнь она прожила в глуши и возилась с хряками и огородом. Наконец ей это надоело, и она сказала матери:

— Я хочу воспитывать дочь в Москве, чтобы она не выросла такой же вот провинциалкой, как я.

Поселились они у Саши с Надей. Но жить вчетвером в двухкомнатной квартире было тесно и трудно. Августа предложила:

— Пусть Александра с маленькой Надюшей живут у меня — им просторней и мне веселей.

Так оживилось ее грустное существование. Надюша, круглолицая, с косичками — «крысиными хвостиками», была крупной, зрелой уже девицей. Она стеснялась новой богатой обстановки и хозяйки, настоящей светской дамы. Тем более что дедушка Саша всегда возвеличивал ее:

— Тетя Авочка — необыкновенная женщина: умная, добрая, благородная. Ты учись у нее.

Александра надеялась, что под влиянием и Августы дочь переймет ее манеры. Надюшу отдали в школу, где учились писательские дети и внуки, предполагалось, что и у них она будет перенимать «столичное поведение». У Августы никогда не было ни дочки, ни внучки, и ей было интересно наблюдать подрастающую девочку. Звонкий детский голос оживил ее квартиру и радовал ее. Она хотела видеть, как формируется новое поколение, и старалась не выглядеть «классной дамой» прежних времен. Водила Надюшу в Третьяковскую галерею и в Музей изящных искусств, рассказывала про картины и скульптуры, ходила с ней в театр. Надюша, девочка смышленая, расспрашивала, всем интересовалась, все схватывала на лету и легко запоминала.

Косички она расплела на следующий же день после начала занятий в школе. А вскоре пришла оттуда с накрашенными губами и ногтями. Мать сразу стала на нее кричать:

— Это еще что такое?! Ты еще мала для этого. Сейчас же сотри всю эту замазку!

У Нади на глаза навернулись слезы, и она пробормотала:

— У нас в школе все девчонки так ходят.

Августа заступилась:

— Девочка права — она хочет выглядеть как все. Теперь такое поветрие современное.

Надюша подошла к Августе, обняла ее и решительно повернулась к матери. Александра уступила.

Потом оказалось, что девочке нужны узкие джинсы в обтяжку, и Августа купила их ей. Потом девочка настояла, чтобы ей прокололи уши для сережек — пришлось сделать и это. И волосы она хотела длинные, как у всех, а еще браслеты на руки — и не один. За полгода она преобразилась, перестала «окать», стала независимой и расслабленной, как настоящая москвичка.

Подходило 90–летие Августы. Она не собиралась праздновать, но позвонили Алеша с Лилей и предупредили, что едут к ней на юбилей и будут праздновать вместе.

— Дети мои, лучшего подарка я не могу получить. Ой, какой это будет для меня праздник!

Моня Гендель с Риммой, узнав о юбилее и приезде друзей, решили устроить банкет в своем новом особняке, к тому же Римме хотелось показать его друзьям.

— Авочка, мы вас любим и приглашаем к себе. Кого вы хотите видеть на вашем юбилее?

— Спасибо, что беспокоитесь о старухе. А видеть я хочу только самых близких.

Моня с Риммой встречали Лилю с Алешей на своем «мерседесе». Проезжая через центр города, они видели каркасы новостроек и новые многоэтажные дома, улицы казались незнакомыми. На Лубянской площади вместо памятника Дзержинскому стоял гранитный монумент из Соловецкого лагеря. Церкви, которые попадались по дороге, все были отреставрированы.

— Правда красиво? — спрашивала Римма. — Теперь люди снова повернулись к религии, даже молодежь.

Римма попросила подвезти к храму Христа Спасителя, только недавно восстановленному. Они вышли из машины, и Лиля с удивлением увидела, как Римма перекрестилась.

— Римка, ты что, стала верующей? — смущенно спросила она.

— Да, я верую, — тоже несколько смущенно ответила подруга.

— Она думает, что Бог простит ей грехи, — с сарказмом сказал Моня. — А вот синагоги не покрасили — евреи все уехали. Так что я остаюсь неверующим, и грехи мои мне не простятся.

По дороге Римма рассказывала:

— Знаешь, я хотела опять организовать встречу старых друзей в твою честь. Но уже почти никого нет, все разъехались — в Израиль, в Америку, в Испанию. Остался один наш грузинский друг, бедняга Тариэль. На него жалко смотреть.

— Почему бедняга? Почему жалко?

— А ты разве не знаешь? Ведь его сына убили! Абхазцы…

— Как убили?! Почему?.. За что?..

— Да, вместо «дружбы народов», в которую он так когда-то верил, там теперь настоящая война. Абхазцы недавно захватили грузинских ребят, заперли в сарае, они там несколько дней и ночей звали на помощь… А потом их просто расстреляли. Дом Тариэля в Гаграх разрушили, сад вырубили, а сам он едва успел спастись, бежать[131].

Алеша с Лилей были подавлены ужасной новостью и удивлены переменой в Римме, но задуматься было некогда — их ждала встреча с Августой. Она кинулась к ним, плача от радости.

В стороне стояли смущенные Александра с Надюшей. Девочку Алеша и Лиля видели впервые и заметили, что Августа очень привязана к ней. Да она и сама сразу сказала:

— От Александры и Надюши ко мне идут оживляющие лучи молодости.

На другой день Алеша с Моней должны были ехать в издательство, где готовился к печати третий том его романа. По дороге Алеша рассказывал:

— Монька, помнишь, ты просил меня включить твою похабную персону в роман? Так вот, наконец ты в нем появился. Глава одиннадцатая так и называется: «Моня Гендель».

— Ну спасибо, старик. И как ты меня характеризуешь? — улыбнулся Моня. — Как психопата?

— Изображаю таким, какой ты есть, — обладателем больших запасов задиристого юмора и здравого смысла. И развернул сюжет вокруг твоей бурной поддержки диссидентства.

— Да, эпоха диссидентства — это было наше лучшее время, — вздохнул Моня.

Когда они уехали, Августа предложила Лиле:

— Пойдешь со мной в церковь, как ходила после смерти Павлика? Я хочу свечку поставить.

Лиля помнила темный храм возле метро «Сокол». Но подходя, с удивлением увидела, как преобразилась церковь — отреставрированная, светлая, даже ухоженная. Внутри тоже было светло, среди молящихся было много молодых. В одном из альковов Лиля с удивлением увидела Римму. Она стояла боком к главному залу, Лилю не замечала, явно молилась и крестилась на иконы. Возле нее стоял молодой священник и вполголоса наговаривал какую-то молитву. Лиля застыла от удивления, не захотела подходить и смущать подругу, а потому отошла в сторону и спряталась. Чуть позже она увидела, как священник подобострастно провожает Римму к выходу. «Наверно, она дает деньги на церковь», — подумала Лиля. Потом священник подошел к ним: он знал о юбилее Августы и поздравил их, косясь на Лилю. Августа представила ее: