Максим Чертанов - Марк Твен

Такие модели рая любят придумывать художники, кому труд — наслаждение; но что делать бесталанному большинству людей? Они тачают сапоги для «высших»? Их перевоспитывают? Ничего подобного: твеновский рай — не нудный социализм, а беспечный коммунизм, любой балбес может приятно проводить время, таскаясь с приема на концерт, и последнему ничтожеству, если оно захочет, организуют пышную встречу: «Молодежь веселится вовсю — никому это не во вред, и денег не надо тратить, а зато укрепляется добрая слава рая как места, где всех вновь прибывших ждет счастье и довольство».

«— Вот это справедливо и разумно, — сказал я. — Много работы, но лишь такой, какая тебе по душе; и никаких больше мук, никаких страданий…

— Нет, погоди, тут тоже много мук, но они не смертельны. Тут тоже много страданий, но они не вечны. Пойми, счастье не существует само по себе, оно лишь рождается как противоположность чему-то неприятному. Вот и всё. Нет ничего такого, что само по себе являлось бы счастьем, — счастьем оно покажется лишь по контрасту с другим. Как только возникает привычка и притупляется сила контраста — тут и счастью конец и человеку уже нужно что-то новое. Ну а на небе много мук и страданий — следовательно, много и контрастов; стало быть, возможности счастья безграничны».

Четвертая глава завершается описанием бала, напоминающего земной, только пышнее. Две следующие, которые автор не собирался публиковать, представляют собой фрагментарные наброски: Стормфилд совершает поездку на астероид, населенный микробоподобными существами, и собирается на экскурсию в ад — но эту тему Твен не развил. Центром шестой главы должен был стать рассказ падшего ангела, по поручению Сатаны населившего некую планету существами, у которых хорошие и дурные черты были уравновешены, а потом в качестве эксперимента создавшего Землю, где качества перемешались произвольно и получились люди противоречивые и непредсказуемые. Далее Стормфилд узнает, что наши молитвы Бог, вопреки тому, что всегда утверждал Марк Твен, все-таки слышит, да вот беда — его время и наше различаются, пока у него длится день, у нас проходят тысячелетия, и ответ на свою мольбу человек не успевает получить при жизни.

Относительность времени — тема обычная для фантастики XX века, но Твен был одним из первопроходцев. В последние годы он много читал по астрономии и писал о космосе так, словно бывал там. «Почти девяносто миллионов миль за восемь минут! Ну и возгордился же я — таких гордых призраков еще свет не видел. Я радовался, как ребенок, и жалел, что не с кем здесь устроить гонки. Не успел я это подумать, как Солнце уже осталось далеко позади. Оно имеет меньше миллиона миль в диаметре, и я пролетел мимо него, не успев даже согреться. И снова попал в кромешную тьму. Да, во тьму, но сам-то я не был темным. Мое тело светилось мягким призрачным светом, и я подумал, что похож, вероятно, на светляка».

Недописан «Стормфилд», видимо, потому, что было много других замыслов; параллельно Твен занимался своим Ветхим заветом, написал ряд фрагментов, публиковать не стал — то ли перестраховываясь, то ли просто потому, что они были недоработаны. В 1962 году Бернард Де Вото включил в сборник «Письма с Земли» эти отрывки (объединенные заголовком «Мир в году 920 после сотворения» («The World in the Year 920 After Creation»): «Из дневника дамы, состоящей в третьей степени родства», «Извлечение из беседы Реджинальда Селкирка, безумного философа, с ее величием, исполняющей обязанности главы человечества», «Отрывок из лекции», «Отрывок из дневника человека с положением», «Отрывок из дневника».

«Безумный философ» Селкирк описывает допотопную цивилизацию, изрядно напоминающую нашу: «Она замечательна научными и техническими чудесами, материальной пресыщенностью, которую она называет развитием, прогрессом и другими красивыми словами; замечательна раскрытием сокровенных тайн природы и победами над ее упрямыми законами; замечательна своими неслыханными финансовыми и коммерческими достижениями; замечательна своей жаждой денег и равнодушием к тому, как эти деньги приобретаются»; ее отличают «превращение рядовых членов всех национальных партий в покорных овец, закрытие государственной службы для сильных характеров и интеллектов или избрание продажных законодательных собраний, болтливых конгрессов и муниципалитетов, которые грабят свой город и за взятки покровительствуют ворам, проституткам, содержателям игорных притонов и сводникам»; ее религия «из сердца переместилась в рот»; ее патриотизм — «подделка, пакость, посеребренная детская погремушка, с помощью которой сброд грабителей, пустозвонов, слабоумных и лицемеров, именуемый правительством, обманывает и прибирает к рукам доверчивый народ».

Селкирк убежден, что всё повторяется и люди не меняются: «Возьмите миллиард человек, поставьте их вплотную друг к другу, и их макушки образуют плоскость, такую же ровную, как крышка стола. Эта плоскость воплощает интеллектуальную высоту массы, и она неизменна». «Погибнет ли эта замечательная цивилизация? Да, всё гибнет. Возникнет ли она опять и будет ли существовать вновь? Да, ибо всё, что бы ни случилось, должно случиться снова. И снова, и снова — и так вечно». Твен окончательно утвердился во мнении, что история циклична. Из диктовки 15 января 1907 года: «В течение веков человечество создало несколько великих и сильных цивилизаций и явилось свидетелем того, как незаметно возникали неожиданные обстоятельства, приносившие с собою смертоносные дары, — люди принимали их за благодать и приветствовали их появление, — после чего эти величавые цивилизации разрушались и гибли. Нет никакого смысла пытаться помешать тому, чтобы история повторялась, ибо характер человека всегда будет обрекать эти попытки на неудачу. Всякий раз, когда человек делает большой шаг вперед в области материального благосостояния и прогресса, он неизменно полагает, что это его прогресс, тогда как на самом деле он не продвинулся вперед ни на йоту, вперед продвинулись лишь условия его жизни, он же остается на прежнем месте. Он знает больше, чем знали его предки, но интеллект его ничуть не выше их интеллекта и никогда выше не станет».

В этой идее его укрепило подозрение, что Америка движется к монархическому строю — на эту тему был ряд диктовок. Де Вото не включил в сборник отрывок, по смыслу близкий к вышеперечисленным, — «Два фрагмента из запрещенной книги, озаглавленной «Взгляд на историю»» («Two Fragments from a Suppressed Book Called 'Glances at History' or 'Outlines of History»): жила-была свободолюбивая республика (США), но потом начала угнетать другие страны (Филиппины) и испортилась: «Толпы, рукоплескавшие подавлению чужих свобод, дожили до дня, когда им самим пришлось расплачиваться за эту ошибку. Правительство окончательно попало в руки сверхбогачей и их прихлебателей; избирательное право превратилось в простую машину, и они вертели им как хотели. Торгашеский дух заменил мораль, каждый стал лишь патриотом своего кармана. Плутократы, которые вначале только с великой пышностью принимали аристократов из соседних стран и покупали их для своих дочерей, с течением времени сами возжаждали наследственных титулов. Возникло все усиливающееся тяготение к монархическому строю». Потом появился диктатор и взошел на трон: сопротивляться было поздно.