Сергей Волков - Сопротивление большевизму 1917 — 1918 гг.

Через несколько дней на корабль прибыла комиссия для приемки труб, а с ней и Атласевич, неразвитый и грубый человек, державший себя заносчиво и вызывающе.

Барон Ф., притворившись, что он не знает, с кем имеет дело, в нескольких коротких и энергичных морских выражениях указал ему его место. Завязалось дело. Предстоял суд, атмосфера была чрезвычайно сгущена, и барону Ф. было предложено не выезжать из Кронштадта.

Ему также нужно было бежать В случае же бегства командира должны были бежать все, иначе оставшиеся ответили бы за его бегство. Поэтому было решено бежать барону Ф., лейтенанту С. и мне. Остававшийся прапорщик Яковлев, бывший в дружеских, даже товарищеских отношениях с командой, не был посвящен в дело, а механик, милейший и добрейший человек, некто Минненич, который всех называл «касатиками», и за это сам получил это прозвище, — вышел из матросской среды и был среди команды своим и поэтому ничем не рисковал, оставаясь на корабле после бегства командира.

Тяжело было оставлять Россию и идти навстречу неизвестности, но, с одной стороны, другого выхода не было, а с другой — казалось невероятным, что нынешний хаос останется надолго.

Я долго шагал по каюте. В открытый иллюминатор была видна знакомая вечерняя картина, и понемногу воспоминания стали вытеснять тяжелые мысли Шум голосов за стенкой прервал поток воспоминаний. Зайдя туда, застал у командира несколько офицеров с соседних кораблей. Все держались сдержанно, но чувствовалось, что есть какая‑то неприятная и большая новость. По кораблям, как выяснилось, ходили агенты Чека и по указанию команды выбирали офицеров, которых уводили на расстрел.

Может быть, сейчас явятся на «Память Азова».

И в командирской каюте не горело электричество, взамен которого стоял аккумуляторный фонарь. Его световой треугольник упирался в большую фотографию «Памяти Азова»; в иллюминатор с серого неба тускло смотрелась звезда.

Никто из присутствующих не выражал страха. Сухо констатировали факты, называли цифры. Барон Ф. не терял веселого и бодрого тона, за который его все любили.

«Сегодня опять получили вместо рыбы перья и хвост, — сказал он. — Господи, как бы хотелось покушать хорошенько мясца!» — «Да, у вас кормежка слабая, — отозвался кто‑то из угла, — у нас на «Андрее» стол очень сытный».

В это время за комодом что‑то пискнуло, и тяжелое мягкое тело провалилось куда‑то.

«Теперь она не уйдет от нас, — торжествующе заявил барон Ф., — эта проклятая крыса не дает мне покоя!» Была организована охота по всем правилам, с загонщиками и охотниками. Крыса была ранена палашом и искала спасения под диваном. Туда направили свет фонаря и — о чудо! — рядом с обезумевшей от травли крысой под диваном была обнаружена большая банка с Corned beef'ом. Крысе немедленно была дарована жизнь за оказание существенной услуги в деле добычи провианта, все содержимое банки с Corned beef'ом было выложено на сковородку, отнесено в камбуз, где и было изжарено на хлопкожаре, а затем с большим вниманием съедено.

Этот инцидент немного развлек публику, но донесшиеся издалека выстрелы опять перевели разговор на серьезные темы. Говорили о том, что матросы с «Александра III», отправившиеся на рыбную ловлю, вытащили из воды вместо рыбы гирлянду трупов Соловецких монахов, связанных друг с другом у кистей рук проволокой, о двух баржах заложников, затопленных недалеко от Кронштадта, и — совсем потихоньку — о Колчаке, собиравшем вокруг себя силы.

Чьи‑то громкие голоса раздались за стенкой.

Там остановились какие‑то люди и совещались.

В каюте наступила тишина. Казалось, что смерть тихонько остановилась у двери и ждет.

Потом голоса смолкли. Очевидно, ушли. Я вышел на верхнюю палубу. На фоне ночной тишины отчетливо были слышны далекие выстрелы. Каждый выстрел уносил жизнь!

Я прислонился к кормовому якорю–верпу и задумался Недавно, пробуя новый моторный катер, я проходил мимо красавцев кораблей, которых по тайному приказу организации надо было потопить в случае прихода немцев. Об этом знало лишь несколько человек. Как тяжело было бы это сделать, если б пришлось, — и, пожалуй, лучше, что катера потоплены наводнением, а организации лопнули.

Чего добился несчастный студент, Каннегисер, убивший Урицкого? Сколько тысяч жизней по всей России теперь дают ответ за его смерть, а сам он предан утонченной казни. Как найти верный путь к спасению родины? И мало–помалу, тревожная мысль стала просачиваться в мое сознание «Anima servilis», — как определял Петражицкий, которого я слушал в студенческие времена. Класс, неспособный к сопротивлению! Сколько раз приходилось видеть, что сотню арестованных вели три–четыре оборванных мерзавца, не умевших даже держать винтовок, — вели на смерть, и никто не старался уйти от этой смерти, хотя бы из инстинкта самосохранения. Только что крыса, окруженная десятком, для нее — великанов, людей, билась за свою жизнь, геройски бросилась на грудь мичману Н., хотя одна нога ее была уже отрублена палашом, а там — бессильные китайцы гонят целое стадо, как баранов на смерть! Сколько раз арестованные отдавали свое оружие, из которого их тут же убивали! А звери, не видя сопротивления, становятся все жесточе и жесточе. «Да, мы не финны, создавшие единственный в мире Schutzkar! Среди нас есть столько сильных и смелых людей, но нет веры друг в друга». Мне не хотелось возвращаться больше в командирскую каюту, и я пошел к себе, где еще не скоро уснул.

Когда утром, вставши пораньше, я поднялся на мостик — я увидел страшное зрелище. Откуда‑то возвращалась толпа матросов, несших предметы офицерской одежды и сапоги. Некоторые из них были залиты кровью.

Одежду расстрелянных в минувшую ночь офицеров несли на продажу.

Л. Бек, Б. Годлевский[227]

ЯРОСЛАВСКОЕ ВОССТАНИЕ 1918 ГОДА[228]

Сразу после Февральской революции в Нижнем Новгороде оказалось некоторое количество фронтовых офицеров. Часть из них в эти дни находилась в госпиталях или в отпуске, другие приехали домой после организации в их частях солдатских комитетов. В то время много кадровых офицеров, не будучи выбранными на командные должности комитетчиками, оказались за бортом своей армии, числились в резерве чинов и ждали разрешения конфликта, имевшего большое значение для тогдашней России, между Главнокомандующим генералом Корниловым и Керенским.

В конце августа 1917 года Керенский отдал приказ об отрешении Главнокомандующего генерала Корнилова. За неподчинение этому приказу и военный поход на Петербург Корнилов, Деникин и другие генералы были арестованы в Могилеве и посажены в Быховскую тюрьму. Этим Временное правительство во время войны с немцами вторично нанесло оскорбление офицерству.