Эрнест Генри Шеклтон - В сердце Антарктики

После разведок в разных направлениях, предпринимавшихся Маккеем и Моусоном, нам удавалось перебираться через эти рвы, но часто приходилось делать значительные обходы. Встречаемые препятствия увеличивались еще бесконечным множеством трещин и крутыми ледяными гребнями. Некоторые из трещин были открыты, другие закрыты плотным снегом. Временами то тот, то другой из нас падал в эти трещины. Однажды мы с Маккеем провалились одновременно в одну и ту же трещину – он по плечи, а я по пояс. К счастью, расставив руки, смогли удержаться за снежный покров и не провалились окончательно. Пока ночью пробирались среди этой сети трещин, небо все обложило тучами, и начал идти снег. Наконец, мы дошли до морены с замечательными валунами из сфенодиорита, образцы которых мы собрали по пути к Магнитному полюсу. Здесь устроили лагерь и только в 7 часов 1 февраля легли спать.

Весь день снег продолжал идти; его навалило сантиметров на пятнадцать. Снег, лежавший на обращенной к солнцу стороне палатки, быстро стаял, и талая вода капала внутрь, образуя на спальном мешке лужицы воды. Нога Моусона все еще сильно болела. По расчетам мы находились теперь на расстоянии всего каких-нибудь 26 км по прямой линии от склада на леднике Дригальского, но провизии у нас оставалось лишь на два дня. Поэтому необходимо было двигаться вперед без промедления во что бы то ни стало. Вечером 1 февраля, несмотря на сильную метель, мы отправились в путь. Поверхность ледника сантиметров на двадцать была покрыта слоем снега, местами намело и более глубокие сугробы. При таких условиях тащить сани было чрезвычайно трудно, мы выбивались из сил и, кроме того, из-за снежной метели не могли как следует придерживаться курса. В 20 часов пришлось остановиться лагерем и после ужина забраться в спальный мешок. Спали мы тем крепким сном без сновидений, которым спят усталые измученные путники.

В 8 часов 2 февраля с радостью увидали, что солнце светит ярко, и небо совершенно ясное. Мы намеревались сделать отчаянную попытку добраться до склада в тот же день – нам было известно, что «Нимрод» должен был прийти вечером, а может быть даже раньше. Оглянувшись назад, увидели, что наш вчерашний след извивается змеей. Пошли опять вперед по рыхлому снегу. Хотя силы наши несколько восстановились за ночь, все же тянуть сани казалось делом чрезвычайно трудным. Скоро пересекли ледяной ров, но через 6,4 км оказались на краю второго рва. Здесь оставили все вещи, кроме палатки, спального мешка, примуса, керосина и пищевых запасов, и решили идти дальше, до склада на леднике Дригальского, форсированным маршем. Чтобы подкрепиться, сварили чай, съели по два сухаря и устроили склад из всего нашего имущества, включая сюда теодолит, инклинатор Ллойд-Крика с подставками, геологические коллекции и т. п. Место это мы отметили небольшим синим флагом, привязанным к ручке ледоруба.

Сильно облегченные сани тащить было много легче. Сделав небольшой обход, перебрались через ледяной ров по снежному мосту, затем вскоре подошли ко рву и перешли его так же успешно. В 20 часов, пройдя немного больше 5,6 км, сделали короткую остановку, поели сухарей и сыру и отправились дальше, держа по компасу курс N—8°—Е магн. Временами Моусон осматривал в сильный бинокль горизонт в надежде увидеть склад. Вдруг он крикнул, что на самом деле ясно видит флаг, развевающийся на ледяном холме, примерно в одинадцати километрах, но почти позади справа – в направлении S—38°—W магн. Мы с Маккеем были крайне поражены этим открытием. Маккей схватил бинокль, как только Моусон опустил его, направил в указанное место, но не смог различить и следов флага. Я также смотрел и с такими же отрицательными результатами. Моусон же утверждал, что мы оба страдаем снежной слепотой. Затем он сам взял бинокль вторично, но теперь уже и сам не мог различить никаких признаков флага. На горизонте казалось двигались вверх и вниз волны, очевидно, в результате миража. Тем не менее Моусон настолько был уверен, что видел флаг в первый раз, что мы изменили направление и пошли на юго-запад 38° по компасу. Пройдя немногим больше полутора километров и поднявшись на вершину небольшого возвышения на ледяной поверхности, мы были обрадованы заявлением Моусона, что теперь он может ясно различить флаг. Прошли дальше еще несколько километров. В полночь, когда температура упала до —17,8 °C, я почувствовал, что большой палец моей правой ноги отморожен. В лыжные ботинки, в которых я шел, за день набился снег, от тепла снег растопился, носки промокли, а теперь, когда поднялся ветер и температура сразу упала, вода превратилась в лед. Пришлось остановиться, разбить палатку и заняться приготовлением ужина, а я с помощью Моусона стащил ботинки и носки, оттер снегом палец и надел более сухие носки.

Подкрепившись ужином, снова отправились в путь, предполагая, что наконец-то доберемся до склада или, по крайней мере, до того небольшого прохода, который находится от него в полутора километрах. Но «человек предполагает, а бог располагает». Впереди нас виднелась подозрительная белая полоска с черной полоской позади нее. Пройдя дальше, мы увидели, что это огромный овраг или барранкос[133] в ледяной поверхности. Он-то и отделяет нас от склада! Скоро мы были уже на краю обрыва.

Ширина этого барранкоса была около 200 метров, а глубина от 10 до 12 метров. Ближе к нам он ограничивался отвесным обрывом, а на противоположной юго-восточной стороне обрыв даже нависал, и с края его свешивались ледяные сталактиты. В северо-восточном направлении между стенами барранкоса виднелась темная полоса морской воды – очевидно, он сообщался узким каналом с морем, до которого было километров пять. В глубь же страны барранкос тянулся на много километров, насколько хватал глаз. Дно его там, где мы стояли, было покрыто морским льдом, а сверху лежал слой снега в несколько сантиметров толщиной. Этот лед был весь пронизан приливными трещинами. Но что составляло особенно волнующее зрелище – это множество тюленей и императорских пингвинов, покрывавших лед.

Мы решили попытаться пересечь барранкос и стали искать вдоль края место, где можно было бы спустить сани с обрыва. Несколько дальше к северо-востоку действительно нашелся удобный склон, образованный наметенными сугробами снега. Подтащив сюда сани, привязали к их передку альпийскую веревку и стали осторожно спускать на дно барранкоса задним концом вперед. Сани слегка стукнулись о дно, загремели керосиновые банки, но ничего не сломалось. На дне нам еще пришлось повозиться с санями, перетаскивая их через открытые приливные трещины в 1–1,5 м шириной и в 3–4 м глубиной.

Пока мы добирались до середины дна барранкоса, Маккей попутно убил двух императорских пингвинов и взял грудки и печенки для пополнения истощившихся запасов. Моусон между тем перешел на другую сторону дна барранкоса, пытаясь отыскать место для подъема. Через несколько минут я присоединился к нему.