Сергей Кузнецов - Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари

Он мог бы также заместить Воронихина в Павловске, куда отправился в апреле 1814 года с отличной характеристикой вдовы учителя и со званием архитектора графини Софьи Владимировны. «Ее Императорское Величество сделало мне честь спросить у меня архитектора, который был помощником моего мужа. Податель сего был под его покровительством, и я могу рекомендовать его как молодого талантливого человека и примерной честности. Графиня Строгонова очень довольна им и он состоит ее архитектором», — писала М. Воронихина.[274] Но этот шанс Колодин упустил.

И.Ф. Колодин, как и Мейер, имел официальное место службы. Он являлся членом Строительного комитета Министерства внутренних дел, откуда в 1813–1819 годах, вероятно, был отпущен ради работ для графини Строгоновой. Затем, возможно, из-за состояния здоровья или по причине неудовлетворенности им заказчицей, Колодин отправился в Крым, где оставался до своей кончины, заняв место второго архитектора побережья после скандальной неудачи с реставрацией дворца в Бахчисарае.[275]

«Рисунки и чертежи Колодина до чрезвычайности похожи на воронихинские, только несколько более робкие и сдержанные, более „аккуратные“, чем широкая размашистая манера зодчего. Колодин не обладал сколько-нибудь яркой индивидуальностью. Он целиком подчинялся приемам Воронихина. Его дарования хватило на то, чтобы усвоить приемы своего руководителя, но не развивать их далее», — это мнение Г.Г. Гримма кратко, но исчерпывающе характеризует архитектора, занявшего место Воронихина у Строгоновых непосредственно после смерти гения.[276]

Любопытно, что графиня Софья Владимировна (подражая A.C. Строгонову?) устраивала соревнования между Мейером и Колодиным. Так, сохранились проекты обоих зодчих для Зеленой мызы и церковного флигеля, они разнятся деталями. Хотя графическая манера архитекторов чрезвычайно близка.

После ухода Колодина, Мейера и Есакова в архитектурной истории Марьино наступил период, который следовало бы назвать временем П.С. Садовникова, тот не только действительно много сделал в усадьбе, но и скрупулезно подсчитал свой вклад: «Каменных различных строений 7-мь в том числе одна церковь, деревянных 8-мь, итого 15-ть».[277] Но эти лавры он должен, по крайней мере, разделить с архитектором, скромно подписывавшийся «А. Никитин». Кто мог скрываться за таким инициалом и фамилией?

Единственной школой профессиональной подготовки того времени была Академия художеств, среди ее учеников находим Александра Степановича Никитина (1809–1880). Он окончил Императорскую Академию художеств, а в 1834–1840 годах работал в Риме, сочинив проекты реставрации Форума. По возвращении удостоился звания академика и с 1841 года работал в Москве в качестве младшего архитектора Комиссии для строений. Среди его работ: храм Успения на Успенском Вражке (1857 г., Газетный пер., 13), здание Шереметевского подворья (1862 г., Никольская ул., 10), Теплые ряды (1864–1870 гг., ул. Ильинка), корпус женского Мещанского училища (1863 г., Ленинский пр., 6, во дворе).

Таким образом, если для графини Строгоновой работал A.C. Никитин, то изготовление планов для имения (помимо расширения дома, он определенно спроектировал Шале и Птичник, а также, вероятно, и Лесной дом), пожалуй, можно отнести или к началу 1830-х или к началу 1840-х годов. Все три новые постройки можно отнести к стилистике «национального романтизма», он, хотя и проявился впервые в избах Росси и Монферанна 1810-х годов, стал широко распространяться в русской архитектуре ближе к середине XIX века. Близки марьинским экспериментам Никольский домик в Петергофе и Погодинская изба, поставленная архитектором Н.В. Никитиным в 1856 году. Косвенным свидетельством в пользу версии возврата к колодинскому замыслу в 1840-е годы является то, что работы в доме не завершили к моменту смерти графини в 1845 году. Но, с другой стороны, в 1833 году A.C. Никитин получил от Академии золотую медаль I степени за проект зданий для помещика (учитывая влиятельность графини Строгоновой нельзя исключить, что такими зданиями были марьинские), а в 1834 году в марьинском шале уже пили чай.[278] Следует также учитывать, что в 1832 году Николай Степанович Никитин, вероятно, брат Александра, исполнил маслом вид Картинной галереи в городском доме графини Софьи Владимировны.

Художник Василий Семенович Садовников, автор «Панорамы Невского проспекта», и его брат Петр, архитектор, много сделавший для блеска Марьино, являлись крепостными княгини Н.П. Голицыной. Василий начинал карьеру с копирования литографий С.П. Лукина и рисунков Е.И. Есакова. В частности, он повторил тот, где столь удивительно представлено солнце, а также вновь изобразил «пяльинское озеро».

В некоторой степени он сменил Е. Есакова на месте марьинского летописца-художника, хотя его работы не столь многочисленны. Петр после смерти Воронихина поступил своекоштным учеником в Академию, где занимался под руководством архитектора A.A. Михайлова-второго. Княгиня Голицына обязалась платить за него 360 рублей в год, одеть на «первый случай» на собственный свой счет, а также дать ему «постелю и белье». Спустя два года, получив серебряную медаль второго достоинства, Петр был уволен из учебного заведения. Считается, что таким образом княгиня воспрепятствовала его освобождению, оно становилось обязательным после получения звания художника. Вероятно, немедленно после этого Садовников начал работать у Строгоновых, хотя совершенно ясно, что он не имел монополии на проектирование для Марьино, для которого проектировал и И. Шарлемань — известный петербургский рисовальщик.

Графиня Софья Владимировна пригласила И. Шарлеманя в начале 1830-х годов. Вероятно, в 1833 году, задумав, как я предположил ранее, расширение дома, она пожелала также придать достойный вид и бане. Шарлемань предполагал сделать ее фасад в стиле позднего классицизма. Однако заказ на строительство не был получен, и П.С. Садовников придал зданию тот же «полуготический вид», что уже имел усадебный храм. Согласно сметам, баня имела готические окна и двери, а крыша покрывалась соломой «под щетку».[279] Матвеевский пишет, что баня была «в английском вкусе со всей роскошью нашей и восточной бани».[280]

В. Садовников, несколько изменив точку Е. Есакова, показал Марьино вблизи Зеленой мызы

В одном из марьинских альбомов мы видим сочиненный И. Шарлеманем проект круглого в плане храма, едва ли он предназначался для усадьбы, где только что и также в готическом духе завершилась перестройка церкви.