Дмитрий Урнов - На благо лошадей. Очерки иппические

– Мы к тебе приедем завтра, Тихий Ветер, – сказал Томас. – Ты где живешь?

– У Вороньего холма.

– Где это?

– Спроси, тебе здесь любой ребенок объяснит.

– А ты тоже, – ворчал Томас на жену. – Какая красота! Что мы, девушки, что ли?

В самом деле, подумал я, мы – ковбои! Завтра так завтра.

На другой день Томас сел уже не в седло, а за руль, и мы поехали.

Что-о есть сча-астье? – спрашивал в приемнике под ковбойскую гитару ковбойский голос, и сам себе отвечал:

Конь – товарищ,Ми-ило се-ердце,Чарка вискиИ уда-ача…

– Легко ему рассуждать, – покачал головой Томас.

– А сейчас всего этого мало? – спросил я, потому что песня была старинная.

– Сейчас, – отвечал ковбой, – не жизнь, а сплошная головная боль.

– Что ж так?

– Мало вырастить – надо сбыть, мало сбыть – надо заплатить налоги, мало заплатить налоги – надо рассчитаться с долгами, только с долгами успел рассчитаться… А, вот мы и приехали.

Мы въезжали в старинный форт. Когда-то здесь проходил фронтир, передовая линия продвижения на Запад – борьбы с природой и с индейцами. Два стоявших рядом казарменных здания напоминали об этом. По иронии судьбы теперь в этих казармах разместился индейский клуб. Страшно даже перевернуть любую из страниц кровавой летописи. Завоевание, оттеснение, уничтожение – что это было все именно так, теперь не станет оспаривать ни один мало-мальски здравомыслящий историк, политик, этнограф. Правда, еще недавно выдвигались смехотворные оправдания колонизации, вроде того, что у индейцев были чересчур жестокие обряды. Это что же, ставило их в положение виновных перед завоевателями, которые как будто не знали, что такое войны, казни, пытки? Говорили даже о том, что индейцы, охотясь на бизонов первобытным способом и загоняя в пропасть целые стада, нарушили равновесие в природе. Стало быть, охотясь на тех же бизонов с ружьями до полного уничтожения, колонизаторы равновесие восстановили? Американский Запад и его завоевание – это как наше сталинское время – победы и позор, которые разделить нельзя. Собственно, о таких исторически-неразрешимых ситуациях – «Медный всадник»: «Красуйся, град Петров!» и – «похоронили ради Бога». Что из этого следует? Сам Пушкин не знал, мне кажется, что и думать. Допустили его в закрытые архивы, по нашему спецхран, под гайку, увидел он: царь-реформатор поднял Россию на дыбы и – на дыбу. Всякому частному лицу угрожала опасность испытать участь Евгения – попасть под коня всадника истории.

Когда отвлекаешься от этой жуткой борьбы, то вперед выступает интересный процесс обмена опытом между двумя мирами. Европейцы привезли в Новый Свет пшеницу, местные жители дали им кукурузу. Европейцы научили тому, что богатства природы есть не только на поверхности земли, но и под землей, индейцы расширили представления приезжих о животном мире и об охоте. Даже отрицательное влияние оказалось взаимным. Европейцы привезли с собой спиртное, индейцы научили их курить… Европейцы привезли с собой, кроме того, невиданных животных, размером с оленя, с копытами, но без рогов, а главное, это животное носило на себе человека. Индейцы усмотрели, до чего верно животное служит человеку, и назвали его Большой Собакой. Собак индейцы сами знали и использовали, в том числе как тягло. Но много ли утащит собака? А еще – собаки хотя и преданы человеку, но ужасно грызутся между собой. С ними неудобно управляться. То ли дело Большая Собака! С тех пор индейцы разделили свою историю на две эпохи: до Большой Собаки и после нее… Стали говорить: «Это было еще во времена простой собаки». Или: «Случилось это уже при Большой Собаке». Так на жизнь индейцев повлияла лошадь. В искусстве владеть конем индейцы достигли невероятного умения. Они стали просто кентаврами. Тогда уже и бизонов не нужно было загонять в пропасть. Как ковбои в обыкновенном стаде, они выбирали бизона, преследовали его, зажимали с двух сторон, и кому как с руки: тот, что скакал справа, бил копьем, левый стрелял из лука: бык наповал!

– На родео индейцы немыслимые вещи выделывают, – подтвердил Томас и добавил: – Давай спросим у этих ребят, где здесь Вороний холм…

У дороги стояли маленькие индейцы и внимательно наблюдали за нами. Томас убавил ход и опустил стекло.

– Хелло, – сказал он, – где тут Тихий Ветер живет?

Детишки во все глаза смотрели на двух дядек в широкополых шляпах и – молчали.

– Вороний холм, – подсказал Томас.

Ребята разом замотали головами, стремясь выразить только одно: «Не знаем!»

Поехали дальше. Нагнали группу молодых людей.

– Вороний холм… Тихий Ветер…

Результат тот же. Не знают. Понятия не имеют. Причем каждый раз ответ следовал за очень внимательным разглядыванием.

– А вдруг они и правда не знают? – сказал я.

Томас ответил:

– У него лошади пасутся по всей округе. Он ни заборов, ни законов не признает. Так должны же его, в самом деле, здесь знать!

У дороги стоял старик, и Томас притормозил.

– Послушай, – начал он сразу с объяснения, – нас Тихий Ветер к себе пригласил. Пригласил нас к себе Тихий Ветер. Виделись мы с ним вчера, и вот он нас пригласил к себе…

Так, на разные лады, повторив одну и ту же информацию, Томас поставил вопрос:

– А Вороний холм где?

Старик все равно не торопился отвечать. Его глазки буквально буравили нас. И вдруг мне это кое-что напомнило. Как же! Оксфорд… «Где здесь жил Льюис Кэрролл?» Результат тот же самый. Не знают. А он прожил здесь чуть ли не полвека, почти сорок лет преподавал, восемь тысяч раз обедал… И никто не может указать его квартиры? А, понятно, иначе от наплыва паломников пришлось бы стены переставлять. И я сказал Томасу:

– Да они нас боятся. Они принимают нас за полицию.

В самом деле, здесь все про всех знают. Известно, что вчера Тихий Ветер был в салуне. Что-нибудь там натворил. И вот уже две широкополые шляпы приехали его забирать.

– Они думают, что мы шерифы! – усмехнулся Томас.

Но как быть? Ведь шляпы без головы не снимешь, а каких-либо дам по всей округе не наблюдалось.

– Послушай, – обратился Томас еще раз к старику, – мы к нему в гости. Он нас пригласил. Пригласил он нас! К нему мы в гости. В гости мы к нему. Мы…

И Томас остановился, не зная больше комбинаций из слов «мы, гости, он пригласил и – в…» Наконец, старик более или менее определенно махнул рукой, указывая хотя бы направление. А мы, следуя его указанию, не только выехали из форта, но попали, как на машине времени, в другую эпоху.

Качнуло, будто на корабле. Вместо шоссе начался проселок. Томас нахмурился, крутя рулем.

– Тут и гвоздь в шину получить недолго, – сказал он.