Владимир Лесин - Генерал Ермолов

Неожиданная смерть царя, отличавшегося отменным здоровьем, породила всевозможные слухи. Одни говорили, что государь покончил жизнь самоубийством, другие утверждали, что его отравили. Обе версии казались одинаково правдоподобными.

«Но особенно замечательно, — писал Н.А. Добролюбов, — как сильно это мнение принялось в народе, который, как известно, верует в большинстве, что русский царь и не может умереть естественной смертью, что никто из них своей смертью не умер. Народ собирался перед дворцом густыми толпами и со смехом, с криком, с бранью требовал Мандта — доктора, который лечил императора».

Николай Александрович добавлял при этом: «Не думайте, чтобы это из приверженности, из любви к нему, — нет, это просто из охоты пошуметь…»

Александр Иванович Герцен тоже шумел в изданиях своей вольной типографии, благодарил лондонских мальчишек-газетчиков, распространявших радостную для него весть о смерти русского императора, угощал местных голодранцев пивом и вместе с ними кричал на улицах английской столицы: «Ура!» По его диагнозу, царь скончался от «Евпатории в лёгких».

В славянофильской среде о смерти царя говорили «без раздражения» и «даже с участием», но в то же время чувствовали, «что какой-то камень, какой-то пресс снят с каждого, как-то легче стало дышать, вдруг возродились небывалые надежды… Его жалеют как человека… но несмотря на всё сожаление, никто, если говорить откровенно, не пожелал бы, чтобы он воскрес», — писала Вера Сергеевна Аксакова, дочь писателя Сергея Тимофеевича Аксакова.

Как встретил сообщение о смерти императора Ермолов, я не знаю. Сам он в это время серьёзно заболел. В первой половине 1855 года у него несколько раз возобновлялась лихорадка, которую он приобрёл на Кавказе. Врачи, опасаясь за его жизнь, прописали ему постельный режим. «Молва не щадила меня, — писал Алексей Петрович Василию Осиповичу Бебутову, — разбивала меня параличом и не раз хоронила». Могучий организм старого генерала на этот раз справился с недугом. Он встал с кровати и даже смог пройтись по комнате без посторонней помощи.

В апреле 1855 года Алексея Петровича навестил в Москве принц датский, приезжавший в Петербург с поздравлениями от имени короля по случаю вступления на престол императора Александра П. Василий Абрамович, сопровождавший высокого гостя, рассказывал, что он «с уважительною похвалою отзывался о престарелом герое Ермолове, который представлял ему вооружённые батальоны Московского ополчения и у коего он… вечером просидел более трёх часов за чаем».

В марте 1856 года последовал приказ о стягивании гвардии в Москву для участия в торжествах коронации молодого государя Александра Николаевича. Здесь состоялась трогательная встреча гвардейских артиллеристов с бывшим командиром генералом Ермоловым. Однако в самом празднике генерал уже не смог принять участия. Известие о падении Севастополя сразило его: у него отнялись ноги и ослабло зрение. Он поделился своей бедой с бывшим адъютантом Граббе.

«С глубокой грустью, — отвечал Павел Христофорович, — прочёл я ваше письмо, Алексей Петрович, не вашею рукою написанное, и без вашей подписи…»

Но и в этот раз наш богатырь сумел одолеть свой недуг.

В 1859 году в альманахе «Утро» впервые была опубликована басня Ивана Андреевича Крылова «Конь», написанная после удаления Алексея Петровича с Кавказа и увольнения его из армии.

Здесь конь, наделённый природой и ростом, и красотой, и силой, — генерал Ермолов; наездник, не очень-то сдерживающий своего скакуна, — русский государь Александр I.

19 ноября 1825 года император Александр I, бежавший от заговорщиков в Таганрог, ушёл не то из жизни, не то в иную жизнь, уступив своего «коня» другому, к сожалению, «плохому наезднику», то есть Николаю I. При всём при том молодой царь, конечно, понимал, какое наследство оставил ему покойный брат. Генерал-то был из лучших, если не самый лучший.

Вот уж «конь» состарился, для боевой службы стал не годен, но и «в возу» ходить не хочет, «скорей его убьёшь, чем запряжёшь». Так и царю не удаётся приручить Ермолова, несмотря на награды и поздравления с праздниками.

Экземпляр басни Ермолов получил вместе с письмом от самого Ивана Андреевича Крылова, что подтверждает и цензор Николай Фёдорович Крузе, находившийся в дружеских отношениях с Алексеем Петровичем.

— Я сожалею, что басня напечатана, — сказал Алексей Петрович, — она может возбудить негодование и вызвать неприятные последствия, а пользы не будет никакой и никому.

— Для запрета басни нет ни оснований, ни возможности, ибо в её содержании и даже смысле нет ничего противозаконного, — возразил Николай Фёдорович, — догадки же, произвольные толкования, чтение между строками положительно запрещены цензурным уставом. Мало ли кого можно увидеть за конём и всадником, но как это доказать? Говорят много, но всё это лишь догадки, плод фантазии, воображения, которые питаются только неизвестностью. Никто не имеет права лишать читателей этого приобретения литературы.

Алексей Петрович рассмеялся и снисходительно сказал:

— Ты всегда прав, мой друг, как и во всём, и я кладу оружие. Вот что писал Крузе в «Русской старине» за август 1881 года:

«Я имел честь и счастье знать близко А.П. Ермолова и пользовался его особой благосклонностью и доверием, а потому видел у него собственными глазами и басню, и письмо Крылова в оригиналах, с которых и списал с его разрешения копии.

А.П. Ермолов делился такими предметами вообще, как и интимными разговорами, только с самыми близкими людьми, в скромности которых был вполне уверен. О басне же «Конь» он рассказал только после смерти Крылова, а до того хранил о ней абсолютное молчание».

Ещё при жизни Алексея Петровича распространялись слухи, в которых автором басни был назван Степан Алексеевич Маслов, известный в то время правитель дел Московского общества сельского хозяйства, агроном и юрист. По свидетельству Александра Сергеевича Ермолова, генерал воспринял эту версию как шутку. Не буду и я вступать в дискуссию с советскими историками литературы, которые очень серьёзно восприняли эти слухи: не решаюсь обвинить во лжи цензора Николая Фёдоровича Крузе.

В 1860 году Шамиля, только что доставленного в Москву, спросили, кого бы он хотел увидеть из известных русских людей, знаменитый имам ответил: «Ермолова».

Шамиль посетил Ермолова в его доме на Пречистенском бульваре. Встречу двух знаменитых деятелей российской истории запечатлел на бумаге карандашом художник Мамонов. Когда-то этот рисунок принадлежал князю Александру Ивановичу Барятинскому. Возможно, он сохранился, но я видел лишь репродукцию.