Франко Дзеффирелли - Автобиография

Я с удовольствием рассказал бы вам еще много разных вещей, которые произошли со мной или о которых я узнал за свою долгую жизнь, поговорил бы о своих планах и надеждах, о мечтах и реальности. Но боюсь, мне уже нечего добавить, по крайней мере, на сегодня.

Мне было очень приятно пообщаться с вами, но, увы, мне пора. Меня ждут в «Ла Скала» на репетицию «Аиды».

Вместо послесловия / Ненужный разговор

(Мы с детства знаем, что «какой же русский не любит быстрой езды». А с возрастом мы понимаем, что «кто же из нас не любит поговорить». Чаще о себе. Реже — о собеседнике. Мне выпала честь и радость много разговаривать с великим автором этой книжки. Я удержался и в основном говорил о нем и о том, что он думает. Но я не удержался и один разговор записал. Я даже в одном нашем журнале его опубликовал и назвал это «нужный разговор». Мне впрямь кажется, что он нужный, и не только мне. Поэтому я повторно воспользовался положением и публикую этот нужный разговор ещё раз (конечно с согласия маэстро). В общем, здесь то, что кто-то хотел и стеснялся спросить у Дзеффирелли, а я не постеснялся спросить, а он захотел ответить.)

Михаил Куснирович: Можно я задам вам несколько вопросов?

Франко Дзеффирелли: Но для начала я тебе должен объяснить, что именно я хочу сказать о России. Россия поражает двумя вещами. Во-первых, своим безграничным богатством: тут есть сказочно богатые люди, у которых, правда, и я должен это признать, отсутствует культура богатства. Деньги свалились на них неожиданно, а не появились постепенно. С другой стороны, бывают такие люди, как ты, — люди, которые начали с мелких дел, и постепенно… Вот это и есть подлинный, деятельный дух России. Я привожу в пример тебя не потому, что ты помог мне, а потому что твой пример меня действительно интересует — это пример того, насколько трудолюбива, насколько изобретательна Россия, пример того, что из ничего может вырасти нечто невероятно важное.

МК: Но что вас так занимает? Российский потенциал?

ФД: Мне кажется, что Россия будет хозяйкой мира, будет играть одну из важнейших ролей, потому что вы сохранили свои великие традиции, а это очень важно. Несмотря на ваше прошлое, на социализм, на все эти глупые иллюзии и поражения.

МК: Каковы были ваши отношения с Россией во времена социализма?

ФД: Я продолжал любить ее, изучать ее, читать великие русские романы. Я ставил Чехова и видел Россию именно такой.

МК: А чисто физические взаимоотношения? Вы бывали здесь во времена социализма?

ФД: Я приезжал в 1970 году.

МК: В 1970-м? И как это было?

ФД: Сталина уже не было, был Брежнев. Со мной все в любом случае были невероятно любезны. Я привозил «Ромео и Джульетту», а в 1965 году я приезжал с Маньяни.

МК: В 1965-м или в 1975-м?

ФД: В 1966-м! Летом 1966-го.

МК: В год моего рождения!

ФД: Ну да. В первый раз я привез два спектакля — «Ромео и Джульетту» и еще одну постановку с Анной Маньяни.

МК: Где это было? В Большом?

ФД: Нет, только не Маньяни, это же был драматический спектакль, а не опера!

МК: Во МХАТе?

ФД: Как же это называлось… Московский художественный театр?

МК: МХАТ? Театр Станиславского?

ФД: Вот-вот! Я приезжал в театр Станиславского. А потом я привозил фильмы.

МК: «Травиату»?

ФД: Да нет, даже раньше. «Ромео и Джульетта», «Укрощение строптивой», где сыграла Тейлор. А потом я приехал с театром «Ла Скала», и вот тогда уже мы играли в Большом.

МК: В 1987-м, если я правильно помню? Знаете, чем я занимался в это время? Я работал в Большом дворником. Три года там проработал.

ФД: Вот видишь. Умный человек никогда не упускает шанса — за все цепляется, все понимает.

МК: В общем, я прекрасно помню, как вы приезжали в 87-м году.

ФД: Тогда в Москве был еще Шон Коннери, снимал тут кино.

МК: В чем, по-вашему, разница между советскими временами и нынешней жизнью?

ФД: В советские времена, как это ни прискорбно, была уничтожена самая сердцевина общества, то есть буржуазия, преподаватели, университетские профессора. Существовал некий новый класс, который по любому вопросу говорил то «да», то «нет». Впрочем, искусство пользовалось определенной свободой, вызывало большой интерес. В чем разница? Очень остро ощущалось уничтожение среднего класса (в нашем понимании это «интеллигенция». — Прим. ред.), прослойки между классом рабочих и классом крестьян, то есть тех самых людей, которые продвигают культуру вперед. Профессоров и всех остальных — всех, кто носит очки. С ними расправлялись, их погибло 5 миллионов или даже больше. Вот это была самая страшная вещь. И это большое чудо, что культура смогла сохраниться, потому что за ее сохранение отвечает как раз средний класс: они посылают детей учиться, они знают то, се, пятое, десятое. Это очень важно с точки зрения того, как западный, итальянский интеллектуал, христианин мог воспринимать Россию — безотносительно ко всему, что с ней случилось по ходу истории и что не оставило никаких следов, кроме уродливых. Но Россия воскресла, как она воскресала всегда. Единственное что: нужно очень сильно заботиться о нищих, о тех, кто находится за гранью бедности.

МК: Вы видите много нищих, когда приезжаете сюда?

ФД: Нет, потому что вы их прячете. Когда-нибудь, когда у меня будет больше времени…

МК: А почему же вы думаете, что нищих так много?

ФД: Потому что их много. Я тебе приведу один пример: вчера вечером Лучано проходил по подземному переходу, и там стоял бородатый пожилой человек, который рисовал соборы Кремля. У Лучано почти не было с собой денег, и он спросил, сколько стоят картины и нельзя ли вернуться с деньгами попозже. Так вот, цена была — три евро! Три евро за целый день работы! И видел бы ты, какой работы! Я уже убрал эти работы в чемодан, а то я бы тебе непременно их показал. Этот бедный художник работает целый день, чтобы выручить три евро за картину! И это только один пример — а их очень, очень много!

МК: В Италии я тоже видел немало бедных.

ФД: Да, но не настолько бедных! У нас есть государственная помощь, и каждому достается пенсия, хотя бы крохотная. Здесь пенсий ни у кого нет, а у нас каждый имеет свои 500 евро — при Берлускони стало даже 600.