Николай Купцов - Воздушные рабочие войны

Когда продолжительность светового дня увеличилась, вражеская авиация стала еще активнее. Истребители боролись за господство в воздухе, а бомбардировщики по мере сил срывали железнодорожные перевозки на участке Кандалакша Беломорск и производили налеты на движущиеся караваны в Белом море. Фашистская воздушная разведка могла обнаружить и наш аэродром. Давно она ищет нас, но не может никак отыскать. А если найдет, то гитлеровское командование наверняка направит всю мощь своей авиации против нас - уж очень ощутимы удары тяжелых ночных бомбардировщиков.

Поэтому в начале марта 1944 года перед оперативной группой 48-й авиадивизии была поставлена задача нанести бомбовые удары по аэродромам противника - Алакуртти, Тунгозеро и Кеми-Ярви.

Аэродром Алакуртти располагался в непосредственной близости от железнодорожной станции того же названия. По фотопланшету летный состав тщательно изучал все особенности аэродрома, имевшего одну взлетно-посадочную полосу размером 1250х120 метров. Здесь базировалось до сорока самолетов. Бомбардировщики находились на окраине леса, а истребители преимущественно в ангарах. Там же располагались ремонтные мастерские, гаражи и жилые помещения.

В первом же боевом вылете на Алакуртти наши экипажи испытали на себе необычную тактику ведения огня немецкой зенитной артиллерией. До этого ни с чем подобным нам сталкиваться не приходилось. Самолет подходит совсем близко к точке сбрасывания бомб, и ни одного луча прожектора, ни одного выстрела по нему. А потом вдруг - залп! И настолько точный, что самолет оказывается в огне разрывов зенитных снарядов.

При первом заходе на цель на высоте 4100 метров мне энергичным маневром удалось вырваться из огненного кольца. Отчетливо почувствовал запах пороха в кабине и услышал металлический стук осколков снарядов по обшивке самолета. Лишь с третьей попытки удалось прорваться через сплошную стену разрывов и прицельно сбросить бомбы.

Без прожекторов нас нигде еще так точно не обстреливали. Именно здесь, при защите аэродрома Алакуртти, противник применил в системе ПВО что-то новое, до этого нам неизвестное.

При подготовке ко второму вылету на этот аэродром офицер разведки штаба полка рассказал летному составу о том, что немцы стали использовать при отражении воздушных налетов новую технику - радары. Они-то и повышали точность стрельбы зениток.

Немного позже радары, или, как их стали потом называть, радиолокаторы, начали применять и у нас.

Наш экипаж совершил шесть боевых вылетов на аэродром Алакуртти. В каждом полете мы меняли направление захода на аэродром и характер противозенитного маневра. Но, несмотря на это, огонь зенитной артиллерии был всегда точным. А потому мы ни разу не возвращались домой без пробоин в самолете.

Но нам еще, как говорится, повезло. В гораздо худшем положении оказался экипаж капитана В. Д. Иконникова: прямое попадание - это не шутка. Но и здесь все обошлось: снаряд крупного калибра прошел через плоскость и разорвался выше самолета. Хорошо, что не повредило ни передний, ни задний лонжероны - основные несущие конструкции крыла. Иначе бы оно отвалилось.

Был выведен из строя левый мотор, пробит бензобак, разбит цилиндр подъема и выпуска шасси. С большим трудом летчик привел бомбардировщик на свой аэродром. Над аэродромом при выводе из пикирования выбросил шасси и благополучно произвел посадку на колеса, чем спас самолет. Об этом эпизоде подробно рассказывает в своей книге "По приказу Ставки" полковник А. И. Крылов.

Аэродром Тунгозеро гитлеровцы оборудовали прямо на льду озера. Быстро и дешево, хоть и недолговечно - только на зимний период. ПВО аэродрома была довольно сильной. Правда, здесь не было радаров, как в Алакуртти, зато четко взаимодействовали прожектористы и зенитчики.

Для нашего экипажа наиболее запомнившимся оказался боевой вылет на Тунгозеро 2 апреля 1944 года. Мы шли в замыкающей ударной группе. Подход к цели осуществлялся на высоте 4700 метров над облаками. Под нами и на многие десятки километров впереди местность была закрыта плотным слоем облачности. Это мешало точно выйти на цель и прицельно сбросить бомбы. Фашисты слышали, конечно, гул моторов наших бомбардировщиков, но не стреляли, боясь демаскировать прикрываемый объект.

Оценив ситуацию, принимаю решение снизиться, визуально отыскать цель и как можно точнее поразить ее. Определяю режим длительного снижения и даю указание штурману рассчитать время его начала, чтобы из облаков нам выйти сразу на немецкий аэродром.

Из облачности вышли на высоте 1200 метров. Через одну-две минуты после разворота на 180 градусов я увидел какое-то светлое пятно, резко выделявшееся на темном фоне лесного массива. Подумал: "Должно быть, Тунгозеро". Иду точно на него. Кругом пока все тихо. Фашисты молчат.

До аэродрома оставалось всего 2-3 километра, когда внезапно вспыхнуло сразу несколько прожекторов. Включаю освещение кабины на полную яркость и приказываю экипажу открыть огонь по прожекторам из пулеметов.

- Командир, они меня ослепили, ничего не вижу, - докладывает штурман.

- Ничего, стреляй непрерывно веером в пределах всего сектора обстрела.

Мою кабину начало сильно трясти. Потом она вдруг наполнилась дымом, и слух мне резанул крик штурмана. Так человек может кричать только от очень сильной боли. Подумал грешным делом, что в кабине Владимира разорвался снаряд.

- Володя, ты что, ранен?

- Нет, командир. Рукояткой перезарядки пулемета прищемил ладонь. Чертовски больно было. Вот я и заорал.

- А дым в кабине?

- Это оружейники не протерли пулемет от масла, - внес полную ясность штурман.

Короткий этот диалог продолжался во время непрерывной стрельбы штурмана из переднего пулемета. Обстрел принес свои результаты: прожекторы, светившие в лоб, погасли.

Штурман увидел хорошо укатанную взлетно-посадочную полосу и дал команду: "Вправо 5!" Я довернул самолет, и две фугасные бомбы тут же устремились к земле. Затем были атакованы стоянки самолетов.

После сброса бомб я перешел на бреющий полет и, быстро маневрируя между зенитными орудиями, вышел из зоны обстрела, не получив при этом ни одной пробоины.

Фашисты могли, конечно, расстрелять наш самолет в упор еще на подходе к аэродрому, когда он был в лучах прожекторов. Но немного замешкались, промедлили и поплатились за это.

На земле горели и взрывались самолеты. Устроенный нами фейерверк явился прекрасным световым ориентиром - точкой прицеливания - для всех остальных экипажей дивизии, которые сбрасывали бомбы с большой высоты из-за облаков, не подвергаясь опасности прицельного обстрела зенитной артиллерией.