Борис Пастернак - Чрез лихолетие эпохи… Письма 1922–1936 годов

3

Эмигрант

Здесь, меж вами: домами, деньгами, дымами,Дамами, Думами,Не слюбившись с Вами, не сбившись с вамиНеким —Шуманом пронося под полой весну:Выше! и́з виду!Соловьиным тремоло на весу —Некий – избранный.Боязливейший, ибо взяв на дыб —Ноги лижете!Заблудившийся между грыж и глыбБог в блудилище!

Лишний! Вышний! Выходец! Вызов! ВвысьНе отвыкший… ВиселицНе принявший… В рвани валют и визВеги – выходец.

(NB! После «неким» – задержка дыхания – и: Шу́маном.)

4

Выше! Выше! Лови – летчицу!Не спросившись лозы отческой —Нереидою по – лощется,Нереидою в ла – зурь!

Лира! Лира! Хвалынь синяя!Полыхание крыл в скинии!Над мотыками и́ спинамиПолыхание двух бурь!Муза! Муза! Да как смеешь ты?Только узел фаты веющей!Или ветер страниц – шелестомО страницы – и смыв, взмыл…

И покамест – счета – кипами,И покамест – сердца – хрипамиЗакипание – до – кипениДвух вспененных – крепись! – крыл.

Так, над вашей игрой крупною,(Между трупами – и́ – куклами!)Не общупана, не́ куплена,Полыхая и пля – ша —

Шестикрылая, ра – душная,Между мнимыми – ниц! – сущая,Не задушена вашими тушамиДу – ша!

5

Из недр – и на ветвь… рысями!Из недр – и на ветр… свистами!

Гусиным пером писаны?Да это ж стрела скифская!

Крутого крыла грифоваПоследняя зга – Скифия!

Сосед, не спеши! НечегоСпешить, коли час – тысячный…Разменной стрелой встречноюКогда-нибудь там – спишемся…

Вели – кая – и – тихаяМеж мной и тобой – Скифия…И спи, молодой, смутный мойСириец, стрелу смертнуюКимвалами и лютнямиГлуша…             Не ушам смертного

(Единожды в век слышимый)Эпический бег – Скифии!

6

Колыбельная

Как по синей по степи́Да из звездного ковшаДа на лоб тебе да…                          – Спи,Синь подушками глуша.

Дыши да не дунь,Гляди да не глянь.Волынь-криволунь,Хвалынь-колывань.

Как по льстивой по трости́,Ро́сным бисером плеща,Заработают персты…(Шаг – подушками глуша:)

Лежи – да не двинь,Дрожи – да не грянь.Волынь-перелынь,Хвалынь-завирань.

Как из моря из Каспий —ского – синего плаща,Стрела свистнула да…                                (спи,Кровь – подушками глуша…)Лови – да не тронь,Тони – да не кань.Волынь-перезвонь,Хвалынь-целовань.

7

Богиня Иштар

(Луны и Войны.Ее, по словам Персов, чтили Скифы.)

От стрел и от чар,От гнезд и от нор,Богиня Иштар,Храни мой шатер:

Братьев, сестер.

Руды моей вар,Вражды моей чан,Богиня Иштар,Храни мой колчан…

(Взял меня – хан!)

Чтоб не́ жил кто старЧтоб не́ жил кто хворБогиня ИштарХрани мой костер

(Пламень востер!)

Чтоб не́ жил кто старЧтоб не́ жил кто золБогиня ИштарХрани мой котел

(Зарев и смол!)Чтоб не́ жил – кто стар,Чтоб нежил – кто юн!Богиня ИштарСтреми мой табунВ тридевять лун!

8

Лютня

Лютня! Безумица! Каждый раз,Царского беса вспугивая:– «Перед Саулом-Царем кичась…»(Да не струна ж – а судорога!)

Лютня! Ослушница! Каждый час,Струны стрелой натягивая:– «Перед Саулом-Царем кичась —Не заиграться б с аггелами!»

Горе! Как рыбарь какой стоюПеред пустой жемчужницею.Это же оловом соловьюГлотку залить… да хуже еще:

Это – бессмертную душу – в пахПервому добру мо́лодцу…Это – но хуже, чем в кровь и в прах:Это – срываться с голосу!

И сорвалась же! – Иди, будь здрав,Бедный Давид… – Есть пригороды!Перед Саулом-Царем игравС аггелами – не игрывала!

9

Азраил

IОт руки моей не взыгрывал,На груди моей – не всплакивал…Непреложней и незыблемейОпрокинутого факела:

Над душой моей – в изглавии,Над страдой моей – в изножии…(От руки моей не вздрагивал, —Не твоей рукой – низложена!)

Азраил! В ночах без месяцаИ без звезд – дороги скошены.В этот час тяжело-весящийЯ тебе не буду ношею…

Азраил! В ночах без выходовИ без звезд: личины сорваны!В этот час тяжело-дышущийЯ тебе не буду прорвою…

А потом – перстом – как факеломНапиши в рассветных серостяхО жене, что назвала тебяАзраилом – вместо Эроса.

II(последнее)Оперением зимОвевающий шаг наш валок —ХерувимМарий годовалых!В шестикнижие крылОкунающий лик как в воду —Гавриил —Жених безбородый!

И над трепетом жил,И над лепетом уст виновных:Азраил —Последний любовник.

Письмо 14

<ок. 20 марта 1923 г.>

Пастернак – Цветаевой

Дорогая Марина Ивановна.

Вы видели, Вы слышали это? Призовите на помощь Ваше родное воображенье и представьте себе жизнь со всеми ее странностями и непорядками. Осмотритесь в этом представленьи: в нем найдите объясненье моего сдержанного величанья Вас и дикого этого запозданья. Увы, даже и это письмо преждевременно и пронесено тайком, под полою. В чем же дело? Пройдет время, которое не будет принадлежать ни мне, ни Вам, пока станет ясно моей милой, терзающейся жене, что мои слова о себе и о Вас не лживы, не подложны и не ребячливо-простодушны. Пока она увидит воочию, что та высокая и взаимно возвышающая дружба, о которой я говорил ей со всею горячностью, действительно горяча и действительно дружба, и ни в чем не встречаясь с этой жизнью, ее знает и ее любит издали, и ей зла не желает, и во всем с ней разминаясь и ничем ей не угрожая, разминовеньем этим ей никакой обиды не наносит. Это роковая незадача, что мы не встретились втроем. Тогда от этой низкой тяжбы избавлены были бы все трое. Я уверен, она полюбила бы Вас так же, как Ваши книги, в восхищеньи которыми мы с нею сходимся без тягостностей и недоразумений. Как рассказать мне ей то, что нас с вами связало, когда даже и Вам мне этого не выразить, ибо единственным выраженьем этого будет ближайшая наша жизнь в ее труде, в ее сосредоточенной тишине и в той силе, которую я единственно силою-то и почитаю и которая предшествует размерам и их творит и зарождает, которая равна быть может точке и, дыша, отепляет своею умною нежностью безмерную вселенную, развернутую, раскинутую и сдерживаемую ее теплом. Что сказать мне Вам обо всем этом, если уже и сейчас возможность писать Вам или «взяться с Вами за дело» (в чем мне пока отказано) я заменяю чтеньем Толстого, ну хотя бы Воскресенья, что под рукой сейчас у меня. Вы – сестра мне, – и подумайте, с какой болью я закусываю при каждой новой строчке губы, чтобы не дать прорваться этому слову величайшей нашей мужской выразительности, дабы его горячая правда не попала в беду по моей ли малости, или по Вашей молодости, или по чем еще ином, как это всегда почти бывает с лучшими, с наилучшими достояньями человека.