Юрий Погосов - Мелья

Смерть Ленина

В то утро небо над городом заволокло тучами, с моря дул резкий, порывистый ветер, который нес с собой мириады капелек морской воды. Январь — зимний месяц даже для Кубы.

Поеживаясь от утренней прохлады, Хулио Антонио шел быстрыми, широкими шагами в университет. Он думал о последнем разговоре с отцом, о бурном конце этого разговора. Старик мечтал видеть сына великим адвокатом, но никак не лидером этих «сумасшедших» студентов. А тут еще выяснилось, что сын ходит в рабочие клубы, выступает там. «Кем ты хочешь быть? — вскипел старик. — Я даю тебе деньги не для того, чтобы ты в один прекрасный день угодил в тюрьму». И Хулио сразу же по его взгляду понял, что отец не хотел этого сказать. Вспылил старик, в сущности, он не был человеком злым и жадным. Просто он понял, что рушится его мечта.

«Кем ты хочешь быть?..» Хулио усмехнулся. Улица пошла в гору. Он замедлил шаг. Он будет бороться. Это он твердо знает. Станет членом коммунистической группы здесь, в Гаване. Это он также твердо знает. Его уже рекомендовали. Будет ли он «великим»? Какое это имеет значение…

Не доходя до угла, от которого начинался университет, он почувствовал, что его кто-то догоняет. Повернулся и увидел двух знакомых студентов, они шли быстрым шагом, и один из них помахал ему рукой. Хулио остановился. Когда они поравнялись с ним, тот протянул ему газету и сказал: «Посмотри». Ветер рвал из рук бумагу, но, наконец, газета была укрощена, и перед глазами побежала черная лента букв: «Вчера ночью… в… после… скончался… Николай Ленин». Смысл слов не сразу дошел до сознания. Скончался… скончался… скончался… Только вот неделю назад, кажется, он рассказывал о Ленине на занятиях Народного университета.

Смерть Ленина трудовая Куба переживала тяжело. И не только рабочие, но и вся прогрессивная интеллигенция. Даже явные враги коммунистов не могли не признать в те траурные дни величие Ленина и его учения.

Гаванская газета «Ла Ноче» писала 24 января 1924 года:

«Ленин стал самым замечательным человеком эпохи, ибо он был осью самого выдающегося социального движения на земном шаре от зарождения христианства до наших дней».

«Смерть великого человека» — озаглавила свою статью «Эральдо дель чоффер». Она писала, что смерть Ленина «станет чувствительной для всего цивилизованного мира», ибо «…Ленин был, быть может, самым великим человеком века…»

В веренице событий, которые сохранила память Хулио Антонио, особенно запечатлелось одно. В то время о нем говорили все. Поступок алькальда (городского головы) Реглы вызвал уважение даже у тех, кто не разделял взглядов коммунистов.

Регла — пригород столицы на юго-восточном берегу гаванской бухты. В том году во главе самоуправления Реглы стоял алькальд Антонио Бош. Человек прогрессивных и радикальных взглядов, он пользовался уважением среди жителей городка, большинство которых составляли рабочие, трудившиеся на предприятиях Гаваны, а также ремесленники и какая-то часть интеллигенции, чьи богатые предки селились на этой стороне бухты, которая в XVII–XVIII веках была загородной зоной Гаваны.

И вот, как только известие о смерти Ленина достигло и Реглы, Антонио Бош издал 25 января постановление, которое прозвучало на Кубе словно гром среди ясного неба:

«…стало известно, что в России умер гражданин Николай Ленин.

Этот гражданин Ленин завоевал заслуженную любовь среди пролетариата и интеллигенции нашего города, и надо признать значительность его как человека, а так же его выдающуюся общественную деятельность в защиту самых чистых и справедливых идеалов человеческого общества…»

Когда Хулио Антонио читал эти строки, удивлению его не было предела: официальный представитель власти — алькальд и решился на такой шаг. Гаванская администрация, которой подчинялся Бош, по-видимому, так растерялась, что не сумела сразу же отреагировать, а потом было поздно — алькальд Реглы выполнял свое же собственное постановление.

«…Ленин своей общественной деятельностью выделился как Великий гражданин мира, поэтому он заслужил признание всех жителей планеты, причина, достаточная для воздания ему должного уважения и восхищения.

Постановляю: Объявить и объявляю нерабочим днем для служащих городского муниципалитета день 26 сего месяца. Убедительно просить и прошу всех граждан города посвятить две минуты молчания такому печальному событию; пригласить и приглашаю всех жителей города в пять часов вечера (час, когда в России будут хоронить Ленина) на вершину холма «Фортин», где будет посажено оливковое дерево в память об этой дате…»

Но когда постановление уже было готово, пришло новое сообщение, которое заставило перенести на один день церемонию.

«…Так как по последним известиям похороны Великого гражданина мира произойдут в воскресенье 27-го, постановляю, посадку оливкового дерева произвести в воскресенье в пять часов вечера.

Регла, январь, 25, 1924 г.

Доктор Антонио Бош,

алькальд».

Хулио хорошо запомнил то воскресенье и тысячи людей, шагавших по топкой земле к вершине холма. Дождь лил долго, водяная стена отделила Реглу от остального мира, и с утра люди не решались выйти на улицы. По узким, спускающимся в долину улочкам неслись потоки воды. В муниципалитете только было решили, что процессию надо переносить, как дождь прекратился. В разрывах туч засверкало голубое небо, и с солнечными лучами возродились надежды. Но вскоре дождь возобновился, хотя и не такой, как до полудня.

До времени сбора оставалось часа два, но люди уже тянулись к холму. Шли представители профсоюзов из столицы, из соседнего городка Гуанабакоа, из других муниципалитетов провинции и просто жители Реглы. Клич Антонио Боша был подхвачен повсюду. За полчаса до начала церемонии из муниципалитета Реглы вышла процессия во главе с алькальдом. Пологие склоны холма стали скользкими, ноги вязли в грязи, но люди шли наперекор непогоде, неся впереди саженец оливкового дерева. Когда все собрались на вершине, Бош взял в руки лопату. И вот, дрожа под ударами дождевых капель, из мокрой черной земли потянулась вверх оливковая ветвь. И почти каждый подходил и бросал комок тяжелой земли вокруг нее, словно хотел уберечь нежный росток от злой стихии.

Затем все отправились в здание муниципалитета, где состоялось торжественное собрание, на котором десятки людей самых различных политических взглядов говорили о Великом Гражданине Мира.

Delenda est Wall-street[1]

Тюремные стены отгородили от Хулио Антонио весь остальной мир. С ним остались только раздумья и воспоминания да встречи с друзьями. Мозг возвращал в эти дни такие детали жизни, о которых он давно забыл. Иногда он переосмысливал прошедшие события, анализируя собственные поступки. Это была не болезненная рефлексия человека, страдающего от сомнений. Наоборот, несмотря на тяжелое физическое состояние, Хулио Антонио не мучали угрызения совести и сомнения за содеянное в жизни. Путь его был прям, и он был уверен, что в будущем никогда не изменит тому, что стало целью его жизни. На память пришли события начала прошлого года. Тогда он стал членом Коммунистической группы Гаваны. Комгруппа была немногочисленна, в нее входили рабочие, несколько интеллигентов, он был первым студентом в группе. Встретили его приветливо, и никто не скрывал своих дружеских чувств. К тому же рекомендовал его Карлос Балиньо, авторитет которого был непререкаемым. Хулио Антонио с первых же дней стал одним из самых активных членов комгруппы.