Валентина Пашинина - Неизвестный Есенин

На вопрос, кто убил Есенина, ответить можно однозначно — большевики. Но чтобы понять, почему большевики убили «своего» поэта («Мать моя родина! Я — большевик!»), надо понять, почему Есенин не принял советскую власть, и почему советская власть, приспосабливая его «под себя», сделала из Есенина легенду и покрыла толстым слоем лжи и грязи.

В горбачевскую версию «Послания…» есениноведы и писатели, видно, никогда не верили, потому незадолго до смерти Екатерины Александровны Есениной (умерла она в 1977 году) вновь обратились к ней с вопросом, кто автор «Послания…»? Сестра поэта вновь направила их по ложному следу, назвав автором Алексея Ганина.

Сама Екатерина придумала новую версию или с чьей-то помощью? Эта версия была, конечно, более убедительна и правдоподобна, потому что Алексей Ганин проявил себя как заступник за православную веру. Но, расстрелянный в застенках Лубянской тюрьмы 30 марта 1925 года, он никоим образом не мог познакомиться с «Новым Заветом» Демьяна Бедного, который начали печатать в «Правде» с 12 апреля.

Следовательно, эта версия могла жить только до тех пор, пока не было опубликовано следственное дело Алексея Ганина.

Сам Ганин никогда не примазывался к славе Есенина. Он взошел на свой пьедестал. У него свои заслуги перед Отечеством и русским народом. О них сказал его друг Пимен Карпов:

От света замурованный дневного,В когтях железных погибая сам.Ты сознавал, что племени родногоНельзя отдать на растерзанье псам.

В статье Вл. Виноградова достойно удивления не нагромождение случайностей и переплетение судеб — это заранее и тщательно продумывалось в чекистских сюжетах и отрабатывалось на «репетициях». Загадочно и удивительно другое — полное несоответствие содержания статьи и заглавия. Содержание напрочь отметает есенинское авторство, а заглавие «вопиет»: «Я часто думаю, за что его казнили?» Речь ведь идет не о Христе, речь идет о Есенине. Так за что его казнили?

Сегодня сомнения в есенинском авторстве «Послания…» отпали. В журнале «Нева» (№ 10 за 1999 г.) опубликована статья Мих. Эльзона «Взыскующая тень». Автор приобрел в антикварном магазине «На Литейном» «Послание евангелисту…» с подписью Есенина. Подпись подтверждена экспертизой.

Глава 11

О рукописях и комментариях

Самым значительным исследованием о Есенине считаю «Хронику» В.Г. Белоусова. Удивляюсь, как ее пропустила цензура, то бишь «есенинская комиссия»?! Не иначе как Владимир Германович умышленно или случайно провел, перехитрил цензуру: одни и те же события записал трижды. Один раз по годам, как положено в хронике, во вторую часть включил дополнения, разъяснения, уточнения, а кроме того, звездочкой отметил примечания. Примечания есть, а где их искать, не указано. Читатель ищет, ищет, «плюнет» на «звездочки» и читает без примечаний. Так выпадает из его поля зрения недозволенное, пропущенное цензурой.

Он первый надоумил: ищите первоисточники, сопоставляйте, не верьте этому автору — в первой редакции он писал по-другому. Недаром это исследование есениноведы называют дотошным. Например, письмо Якову Цейтлину, уже известному нам комсомольцу из Николаева, прокомментировано так: «Это был комсомолец, приславший ему по адресу «Прожектора» письмо со стихами. Есенин тогда находился в санатории, и письмо было доставлено ему с большим опозданием». Опоздание было действительно большим: отправленное 25 мая, письмо пришло к адресату 12 декабря!

«По-видимому, оно провалялось у кого-нибудь в кармане из прожекторцев, ибо поношено и вскрыто», — так написал в ответе Есенин.

Сексоты и шпионы теперь уже работали в открытую: письма вскрывали, читали и доносили куда надо. Таких восторженных писем на имя Есенина десятки, со всех концов России. Получал ли их Есенин? Читал ли? Может быть, они одни в это тяжкое время могли скрасить его жизнь. Даже в собственной семье не было понимания и поддержки.

О неверном толковании пояснений написал еще В. Белоусов в 1970 году. В пятитомном собрании сочинений Есенина эти комментарии подготовлены Е. Динерштейном, конечно, с одобрения есенинской комиссии.

Поэтическая программа Есенина изложена в статье «Ключи Марии». Н. Асеев в 1922 г. писал: «Ключи Марии» не заслужили внимания тт. критиков, а между тем они заслуживают его не в меньшей степени, чем пастушеское происхождение нашего поэта».

Восторженное отношение Есенина к революции, которая принесла «священнейшие дни обновления человеческого духа, вера в то, что только революция даст жизнь народному искусству, соседствует с заявлением: «Нам противны занесенные руки марксовой опеки в идеологии сущности искусств. Она строит руками рабочих памятник Марксу, а крестьяне хотят поставить его корове. Все эти пролеткульты есть те же самые по старому образцу розги человеческого творчества. Мы должны вырвать из звериных рук это маленькое тельце нашей новой эры, пока они не засекли его».

Порывая с имажинизмом, в 1924 году Есенин сказал со всей определенностью: «Сейчас я отрицаю всякие школы. Считаю, что поэт и не может держаться определенной какой-нибудь школы. Это его связывает по рукам и ногам. Только свободный художник может принести свободное слово».

Партия в июне 1925 г. издает постановление о литературе, а Есенин, как будто в ответ, заявляет: «Я не разделяю ничьей литературной политики. Она у меня своя — я сам». (Из письма Г. Бениславской 1925 г.)

Тем самым Есенин подписывал свой приговор. Не удивительно, что в творчестве Есенина последнего периода много прощальных мотивов. Весь последний цикл — это прощание: с матерью, дедом, сестрами, садом, даже со своим старым псом. Собственно говоря, уезжая из Баку, он начинает этот цикл:

Прощай, Баку! Тебя я не увижу.Теперь в душе печаль, теперь в душе испуг.И сердце под рукой теперь больней и ближе,И чувствую сильней простое слово: друг.

Т. Табидзе скажет впоследствии: «Здесь, в Тифлисе, на наших глазах писались эти мучительные стихотворные послания: «К матери», «К сестре», «К деду» и их воображаемые ответы».

Автобиографию 1924 года Есенин заканчивает так: «Здесь не все сказано. Но я думаю, мне пока еще рано подводить какие-либо итоги себе. Жизнь моя и мое творчество еще впереди».

Автобиографию 1925 г. закончил иначе, очевидно, в это время уже знал, что будущего у него нет; пишет просто и лаконично: «Что касается автобиографических сведений, — они в моих стихах».