Александр Жаренов - Братство фронтовое

- Ничего, не горюй! У меня те же нелегкие мысли, - со вздохом, почти шепотом говорит еще один наш политрук, вчерашний электрик. Да и наш техник-строитель в недавнем Андрей Ульчук все время вспоминает родителей и свою подругу, с которой не успел оформить семейные отношения в загсе. К общему огорчению, многое у нас осталось незавершенным в личной жизни, в производственной, в творческой.

Неожиданно подъехала эмка. Резко затормозив, остановилась. Из машины грузно вылез военный в защитной ватной куртке, в шапке-ушанке и хромовых сапогах. На петлицах его гимнастерки по красному ромбику.

- Никак комбриг, - шепнул мне на ухо Воробьев.

- Ну, чем занимаетесь? - сурово обратился к нам подъехавший.

- Своих собираем, товарищ комбриг, - ответил комбат И. С. Жучков.

Мимо нас двигаются грузовики, медленным шагом, с трудом переступая, идут группами и в одиночку бойцы, командиры. Многие прихрамывают. Кто опирается на винтовки, на суковатые палки. Идут с подоткнутыми за пояс полами шинелей, в жестких от грязи и сырости плащ-палатках, обросшие и усталые люди. Многие сворачивают к нам. Комбриг сурово смотрит на представшее зрелище. Вокруг нас растет толпа военных и гражданских.

- Откуда же вы явились к этим теплым избам? - интересуется военный с ромбом.

- Из окружения, товарищ комбриг. Ополченцы.

- Гм-м! Из окружения! - хмуро произносит он, окидывая собравшихся строгим взглядом. - Испугались фашистов? - с укором глядит на стоящих вокруг.

Слова его вызывают реплику одного из ополченцев:

- Отступают и кадровые части, хотя бойцы и командиры проявляют героизм, бесстрашие...

- Горько, досадно, товарищи, вот я и негодую, - комбриг сплюнул, сдвинул на затылок ушанку и вынул из кармана Казбек. Закурил, оставшиеся папиросы раздал нам. Стряхнув груз одолевавших его тяжелых мыслей, он обращается к нам:

- Здравствуйте, товарищи!

- Здра-а-вствуй-те!.. - отвечаем робко, но, услышав приветствие подобревшего комбрига, мы почувствовали, как на душе у нас полегчало. Уже с другим настроением, с большим вниманием стали слушать его.

- Я уполномоченный Военного совета по данному участку, - отрекомендовался комбриг. - Даю вам трое суток на организацию хозяйства, а затем немедленно приступить к обороне. Соберите людей, приведите их в подобающее состояние, организуйте баню. Не ту, какую я вам пытался задать, - уже с усмешкой произнес он, - а баню жаркую, с чистым бельем. Ясно?

- Ясно, товарищ комбриг, - послышались одобрительные возгласы.

- Вы будете ответственным за выполнение моих указаний, - обратился он к одному из старших командиров. Тот было пытался просить не назначать его, но...

- Приказ - закон! - внушительно сказал комбриг.

- За теми, кто, отступая, подался к Москве, срочно послать. Тех, кто проходит мимо, задерживать. Больным, раненым немедленно оказать помощь. Сейчас же за дело!..

Комбриг еще раз окинул всех строгим взглядом и поехал дальше по большаку в сторону Серпухова.

На оперативном совещании собравшегося в Васильевском небольшого актива политработников, строевых командиров, начальников разных отделов мы обсудили приказ уполномоченного Военного совета. Для укомплектования подразделений решили направить в Москву группу товарищей. В числе их оказался и я. Штаб дивизии 12 октября выдал мне справку:

Удостоверение

Дано настоящее политруку т. Жаренову Александру Сергеевичу в том, что он действительно командируется в г. Москву, на предмет комплектования дивизии, обязательным возвращением в с. Васильевское к 12.00 19 октября 41 г.

За начальника штаба подписался Никольский

За военкома дивизии Потапов

Эту справку я храню и сейчас. На ней стоит печать 21-й стрелковой дивизии (к этому времени в составе Советской Армии нашей ополченской дивизии был присвоен 173-й номер).

Под утро в крытом брезентом фургоне мы выехали.

И вот Москва. Я не был здесь три месяца. Как изменилась столица. От забот военного времени она как бы покрылась сединой. На улицах завалы из мешков с землей, противотанковые ежи из рельс, двухтавровых балок. Улицы полны груженых машин, с грохотом движутся тяжелая артиллерия, танки, спешит конница. В шлемах и полушубках идут бойцы-сибиряки. Это пополнение рядов защитников столицы. Суровы лица людей.

Арбат. Староконюшенный переулок. Возле школы No 59 - скопление автотранспорта, военных. Здесь в школе, как вы помните, формировались части дивизии. При выходе из окружения многие бывшие ополченцы потеряли связь со своими подразделениями и по внутренней логике прибыли к этой знакомой школе.

Составили списки, указали ответственных. Назначили время отправки к месту сбора людей и автотранспорта. После этого я решил, как и другие командировочные, навестить прежнее место работы - студию, а там рядом и наш дом.

На Смоленской площади, как и на Арбате, особая настороженность. Всюду военные. У Бородинского моста зенитки. На Бережковской набережной, напротив ТЭЦ, сооружена металлическая арка. По ее сторонам мешки с песком. Оставлены узкие проезды для автотранспорта, троллейбусов. Окружной мост. В его насыпи три дзота с амбразурами. По бокам арки сооружены баррикады из мешков. Вдоль берега металлические ежи.

Вот и наша Потылиха. Война наложила и на нее свой отпечаток. Парк с березовой рощей превращен в боевой полигон. Роща поредела. Детские площадки и скверы заняты зенитными орудиями. Небольшая дощатая будка - проходная Мосфильма со стороны Воробьевых гор. Первый, кого я встречаю, пожилой кузнец из механического цеха Александр Андреевич Криворотов. Он медленно шел, опираясь на железную палку. До войны мы работали вместе в нашей депутатской группе. Это стараниями таких вот людей преобразился в годы первых пятилеток район студии. Криворотов в старенькой куртке и в таком же рабочем помятом картузе, из-под которого выбиваются в закрутку белые волосы.

- Здравствуй, дядя Саша!

Он удивленно смотрит на меня, а узнав, обрадованно откликается:

- Здравствуй, здравствуй, тезка. Откуда, какими судьбами?

- Откуда могу быть, - показываю на солдатскую шинель. - Как вы-то здесь живете?

Теребя крючок на моей шинели, волнуясь, дядя Саша отвечает простуженным голосом:

- Да как живем? Немец-то, говорят, рядом, - почти шепчет он. - Ведь нельзя и представить, чтобы фашисты оказались в Москве. Для них, что ли, мы хлопотали с тобой в депутатской группе. - Он нервно показал железной палкой на студию. А там что делается? Все заняты эвакуацией. Нам, старым, что делать? Куда ехать-то?.. У меня тут свой домик, семья.

Как могу, стараюсь успокоить его:

- Не волнуйтесь, дядя Саша. Пусть уезжает тот, кто считает нужным. Несомненно, кто-то на студии останется. И ваша посильная помощь здесь будет необходима. Фашистам в Москве не бывать. Будьте спокойны.