Вячеслав Марченко - Гнет
- Бабуся, - озадаченно спросил я ее, когда та, замолчав, поднялась со скамьи чтобы открыть дверь с веранды во двор, где дождь прекратился, и выглянуло долгожданное яркое солнце, - а вот скажите мне, когда вам лучше жилось: при Советской власти или при румынах?
Задумавшись, баба Киля молчала около минуты, и видно было, что ответ, который, наверняка, она для себя знала, произнести вслух ей было не просто. Наконец, она ответила:
- Все оккупанты схожи между собой, и жизнь людей в оккупации хорошей быть не может…
- Вы так говорите… - с обидой в голосе прервал я тогда бабу Килю, ощутив какую-то мучительную душевную боль оттого, что баба Киля сравнила Советскую власть с румынской оккупацией, - Советская власть ведь не была для вас чужой,… это ведь наша, родная…
- Родная власть, внучек, к своему народу так жестоко не относится,… - тоже, прервав меня, произнесла баба Киля тихим, слабым голосом, при этом, бросив на меня быстрый, горький взгляд - по ней видно было, что она не намерена вести со мной дискуссию на эту тему, и что она уже устала от нашего тяжелого разговора.
Замолчав, она долго сидела, погрузившись в свои горькие мысли, пауза затягивалась, но мне не хотелось прерывать разговор с ней и я вновь спросил ее:
- Ну и как Вам, бабуся, тут жилось при румынах?
- Да, как,… - вновь, нехотя заговорила баба Киля, - по-разному бывало…
Конечно, румыны выгнали с нашей территории Советскую власть не для того, чтобы нас осчастливить. Но, видимо, желая добиться от нас нашей лояльности к себе, они поначалу установили тут порядки помягче, чем те, что были при Советской власти. Но осенью 1941 года новые хозяева «попросили» нас собрать вещи и перебраться в соседнее село Ясную поляну – это в трех километрах от нас.
Горько и противно нам было, но деваться было некуда - взяли мы с собой свою одежду – а она вся в один узел тогда вмещалась, корову и пошли.
Помню, как саранча, мы в то маленькое село толпой ввалились, к людям в хаты, как селедки понабивались и жили мы там до самой весны. А те люди, сами с трудом выживая, еще и нас кормили, чем могли,… хорошие были тогда люди.
А в наше село румыны стали со всей округи цыган сгонять…
Я не знаю, кто у кого научился: наши у румын или румыны у наших, но с цыганами румыны сделали почти то же самое, что и наша Советская власть сделала с нами в 1933 году: их стали морить голодом. Разница была только в том, что наши власти у нас выгребали всю еду, а румыны – давали цыганам кукурузную муку в небольшом количестве, ровно столько, сколько нужно было для того, чтобы они там все от голода повымирали. Их тоже, как и нас при Советской власти, из села не выпускали, и к весне 1942 года с цыганами уже было все кончено, и нам разрешили домой вернуться.
Если бы ты знал, внучек, - вновь обратилась ко мне баба Киля, после продолжительного молчания, - что мы тогда в этом нашем селе увидели! Это не поддается ни описанию, ни пересказу: десятки опухших трупов валялось тогда по всему селу, а зараженный смрадом воздух не рассеивался даже при ветре. Огромные, пропитанные трупным ядом зеленные мухи тучами летали по селу и были везде,… от них некуда было деться. Деревьев в селе почти не было – они были вырублены цыганами, потому что им, несчастным, совершенно нечем было зимой печи топить. Камышовые крыши хат были тоже почти полностью уничтожены. Вокруг было пусто, грязно и жутко.
А когда мы вошли в свою, вот в эту хату, я чуть рассудок не потеряла.
Замолчав, баба Киля несколько секунд сидела молча, затем, дрожащим голосом она проронила:
- Даже не знаю, внучек, стоит ли мне тебе рассказывать, что мы тогда с дедом Ваней вот тут - в этой хате увидели…
Я слушал бабу Килю, как завороженный, и, не раздумывая, сказал:
- Конечно, бабушка, расскажите…
Вновь, немного помолчав, она рассеянно пробурчала:
- Легко сказать: «Расскажите»… А я тогда в эту хату одна заходить боялась,… Аня с Ниной тогда тут тоже жить отказывались - после увиденного нам всем по ночам кошмары снились…
Тогда я не стал настаивать на том, чтобы баба Киля рассказала мне: что же она там такого страшного увидела, а спустя какое-то время, уже после того, как баба Киля умерла, я, сидя за графинчиком домашнего виноградного вина с ее младшим братом - дедом Федей, взбудоражив в нем воспоминания о прошлой жизни, спросил его:
- Дед Федя, а что это за чертовщина такая была в доме бабы Кили, что она боялась мне даже рассказывать об этом?
- Когда? Не поняв вопроса, переспросил дед Федя, вскинув на меня немного захмелевшие глаза.
- Ну, что такого она страшного в своей хате увидела, когда после цыган к себе домой вернулась? – уточнил я свой вопрос.
- А, вон ты о чем…
Помолчав немного, он влил в свой граненый стакан вино, не приглашая меня, выпил и рассказал вот это:
- Когда я в 1946 году переехал из Гребенников в это село, я многого тут разного наслушался, но когда мне баба Киля рассказывала о цыганах, – я тогда тоже, как и сейчас с тобой, в ее доме за столом с дедом Ваней сидел, - мне хотелось встать и уйти оттуда.
«Вон там,- баба Киля показала мне рукой на кровать, - среди невыносимого смрада, лежали, обнявшись два обглоданных крысами трупа: один мужской, а другой женский. А тут, у зеркала, - она кивнула взглядом, - лежали еще три детских трупа – один из них был выпотрошен, без головы и без ног – видимо, его употребляли в пищу. А у двух других, - продолжала мне тогда рассказывать баба Киля, - лица были полностью обглоданы крысами,… они шныряли по всему дому, и как только мы вошли в комнату, крысы, как сговорившись, набросились на нас».
Баба Киля с девчатами тогда еле успели ноги свои из хаты унести, - грустно усмехнувшись, закончил свой рассказ дед Федя.
После рассказанного мне дедом Федей о случившемся в доме у бабы Кили я подумал: хорошо, что мне тогда баба Киля об этом не рассказала, вряд ли мне было бы приятно спать на кровати в доме, где раньше покатом цыганские трупы валялись, а на полу, разжиревшие от трупного мяса, крысы бегали.
Даже слушая рассказ деда Феди об этом, я почувствовал, как жутковатый холодок пробежал по моим жилам, а после такого увиденного, я думаю, действительно по ночам кошмары сниться могут.
А я вновь возвращаюсь к рассказу бабы Кили.
- Жить в нашем селе после цыган было невозможно, - продолжала она тогда свой рассказ, - мы какое-то время еще жили в селе Ясная поляна и приходили сюда, чтобы убрать трупы, навести порядок и отремонтировать свои дома. Румыны тогда даже огромную печь для сжигания трупов у нас в селе построили, а до этого они заставили цыган вырыть на краю села огромный котлован для сбрасывания туда их мертвых тел.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});