Александр Кацура - Дуэль в истории России

Как впоследствии писала София-Августа-Фредерика (- уже под коротким и звонким именем Екатерины И), выбор на нее пал не сразу: «При русском дворе тогда были две партии: одна графа Бестужева, которая хотела женить Русскаго Великаго Князя на принцессе Саксонской, дочери Августа II Короля Польскаго, а именно на той, которая вышла замуж за курфюрста Баварскаго; другую партию называли французской и к ней принадлежали: обер-гофмаршал великаго князя Брюммер, граф Лесток, генерал Румянцев и еще некоторые, все друзья французского посланника, маркиза де-ла-Шетарди.

Этот последний предпочел бы ввести в Россию одну из дочерей Французского короля, но его друзья не смели рискнуть на выступление с такой идеей, к которой питали отвращение императрица и граф Бестужев[7], имевший тогда большое влияние на ея ум и отклонявший ее от этого.

Этот министр не был расположен к Франции, и они выбрали потому средний путь, который состоял в том, чтобы предложить меня императрице Елисавете; посланник Прусскаго короля, а следовательно и его государь были посвящены в эту тайну».

Два десятилетия Елизаветы не были потерянным временем. В Россию хлынули книги из Европы, в первую очередь из Франции.

Граф Петр Александрович Румянцев-Задунайский.

Этому граф Бестужев-Рюмин не мог препятствовать, да и не собирался. Потянулся ученый люд. В Москве был основан университет. Россия продолжала на севере теснить шведов, а на западе в союзе с австрийцами выиграла войну с Пруссией. И это обстоятельство отметил наш первый академик:

Посмотрим в Западные страны:От стрел российские ДианыИз превеликой вышиныСтремглавно падают титаны;Ты, Мемель, Франкфурт и Кистрин,Ты, Швейдниц, Кенигсберг, Берлин,Ты, звук летающего строя,Ты, Шпрея, хитрая река,Спросите своего героя [8]:Что может росская рука.

«Мирная и беззаботная, — писал про Елизавету Ключевский, — она была вынуждена воевать чуть не половину своего царствования, побеждала первого стратега того времени Фридриха Великого, брала Берлин, уложила пропасть солдат наполях Цорндорфа и Кунерсдорфа; но с правления царевны Софьи никогда на Руси не жилось так легко, и ни одно царствование до 1762 года не оставляло по себе такого приятного воспоминания. При двух больших коалиционных войнах, изнурявших Западную Европу, казалось, Елизавета со своей 300-тысячной армией могла стать вершительницей европейских судеб; карта Европы лежала перед ней в ее распоряжении, но она так редко на нее заглядывала, что до конца жизни была уверена в возможности проехать в Англию сухим путем, — она же основала первый настоящий университет в России — Московский. Ленивая и капризная, пугавшаяся всякой серьезной мысли, питавшая отвращение ко всякому деловому занятию, Елизавета не могла войти в сложные международные отношения тогдашней Европы…»

Когда русские полки вошли в Пруссию, комендантом Кенигсберга был назначен генерал Василий Суворов. От имени российской императрицы он передал знаменитому профессору философии г-ну Иммануилу Канту, автору космогонической гипотезы, приглашение приехать на работу в Россию.

Если бы Кант не был таким домоседом, история русской, да и европейской мысли могла бы пойти по-другому. Вслед за великим мыслителем, еще только приступавшим к своей критической философии, потянулись бы другие первоклассные умы, и классическая школа вполне могла сложиться бы в Петербурге и Москве. А поскольку по российской традиции всех приезжих ученых немцев переименовали бы в Иван Иванычей и Федор Петровичей, мы имели бы основания говорить о периоде классической русской философии XVIII — начала XIX века. Она, несомненно, определила бы иное, более сильное, движение социальной и экономической мысли, возможно, и здравую программу реформ. Воистину, история Восточной, а заодно и всей Европы могла пойти иным, более осмысленным путем. И уже потом кто-нибудь написал бы устало труд под таким приблизительно названием: «Александр Герцен и конец классической русской философии». Но Кант не поехал, а императрица не стала настаивать.

«Елизавета была умная и добрая, — продолжает Ключевский, — но беспорядочная и своенравная русская барыня XVIII века, которую по русскому обычаю многие бранили при жизни и тоже по русскому обычаю все оплакали по смерти.

Не оплакало ее только одно лицо, потому что было не русское и не умело плакать: это назначенный ею самой наследник престола — самое неприятное из всего неприятного, что оставила после себя императрица… По странной игре случая в лице этого принца совершилось загробное примирение двух величайших соперников начала XVIII века. Петр III был сыном дочери Петра I и внуком сестры Карла XII. Вследствие этого владельцу маленького герцогства Голштинского грозила серьезная опасность стать наследником двух крупных престолов, шведского и русского. Сначала его готовили к первому и заставляли учить лютеранский катехизис, шведский язык и латинскую грамматику. Но Елизавета, вступив на русский престол и желая обеспечить его за линией своего отца, командировала майора Корфа с поручением во что бы то ни стало взять ее племянника из Киля и доставить в Петербург. Здесь… Карла-Петера-Ульриха преобразовали в Петра Федоровича и заставили изучать русский язык и православный катехизис. Но природа не была к нему так благосклонна, как судьба: вероятный наследник двух чужих и больших престолов, он по своим способностям не годился и для своего собственного маленького трона».

От полного разгрома Фридриха II спасла смерть Елизаветы 25 декабря 1761 года. Вступивший на престол Петр III, почитавший прусского короля и его армию за образец, вскоре (24 апреля 1762 года) заключил с разгромленной и готовой капитулировать Пруссией «почетный» мир. При этом Петр)тказался не только от русских завоеваний, но даже и от того, что предлагал сам попавший в безысходную ситуацию Фридрих. Более того, новый российский монарх против всяких ожиданий повернул русские войска вместе со вчерашними врагами пруссаками против недавних союзников австрийцев. Эти деяния справедливо расценили как измену русским интересам.

Неожиданный союз с Фридрихом был не единственной, но одной из причин устранения Петра. Были и внутренние причины, свои у гвардии, свои у Екатерины. Мало сказать, что супруга императора не любила его и терпела притеснения. Она еще имела основания думать, что справится с управлением империей гораздо лучше взбалмошного и постоянно пьющего мужа. При дворе нашлись люди, которые поддержали в ней это направление мысли.