Павел Огурцов - Конспект

— Можно себе это позволить — приемник обошелся очень дешево. Сережа не мог сидеть без дела, и мне всегда находилась какая-нибудь работа. Помню, как приспосабливали чердак для сушки белья в сырую погоду — чтобы и тепло шло от печных труб, и было бы проветривание.

Летом 24-го года меня поразили разговоры о том, что в центре города ходят совершенно голые мужчина и женщина с лентами через плечи, на которых написано «Долой стыд!» Их сопровождают улюлюканье и свист. Кто-то видел, как на Рымарской улице беспризорные камнями загнали их в водопроводный или канализационный колодец.

12.

Младшие сестры отца — Нина и Галя.

Нина Петровна родилась 26 октября 1895 года, училась в Харьковском коммерческом институте, но институт не окончила — советская власть его закрыла. В 19-м году, выйдя замуж за Федю Майорова, при отступлении белых осталась с ним в Харькове. Федю мобилизовали в Красную армию. Лет через десять Федя, низенький, круглый и уже с одышкой, скажет мне:

— Ты можешь представить, что я был конным разведчиком? Я — нет. А ведь был!

Сохранились их фотографии того времени, снятые в Житомире и Николаеве, Федя — в военной форме. Нина после неудачного аборта не могла иметь детей.

Федор Андреевич Майоров родился 21 октября 1895 года в Павлограде Екатеринославской губернии. Его отец — выкрест, по профессии — мельник, имел мельницу. Детство Федя провел в Таганроге, гимназию окончил с серебряной медалью и поступил на юридический факультет Харьковского университета. В студенческие годы зарабатывал статистом в драматическом театре Синельникова. В первую мировую войну пошел на фронт вольнопером, то есть — вольноопределяющимся, университет окончил после революции.

В Харьков Майоровы вернулись когда я уже жил на Сирохинской. Приехали они из Свердловска, и я думаю, что именно там Федя был демобилизован. Сначала они снимали комнату через дом от нас, и я к ним ходил с каким-либо поручением или просто так — с Федей было интересно, но вскоре Федя получил комнату в коммунальной квартире на углу Свердлова и Дмитриевской.

Нина то работала, то не работала в Госбанке. Почему были перерывы в ее работе, я никогда не интересовался. Федя был принят в коллегию адвокатов и скоро получил известность как хороший защитник, выигрывающий трудные дела, а еще больше — манерой ведения дел: он не упускал возможности высмеять доводы прокурора, а в гражданских делах — представителя другой стороны. В суде, я, конечно, не бывал, но дома слышал, что Федя делал это смело, иногда, как говорил Сережа, — дерзко. Федя приводил такие примеры, проводил такие аналогии или так развивал довода противной стороны, что становилась заметна их необоснованность, а то и нелепость. В зале раздавался смех, судья призывал к порядку, иногда грозил очистить зал, а раз и Федя получил замечание:

— Майоров, не смешите публику.

Дома говорили о его выступлениях в суде, пересказывали их содержание, смеялись, отмечали его остроумие и находчивость. Но однажды Хрисанф сказал ему:

— Не нажить бы тебе крупных неприятностей.

Хрисанфа поддержал Сережа. Федя ответил:

— Не понимаю, о чем вы беспокоитесь. Я никогда не выхожу за пределы процессуальных норм и профессиональной этики.

Материально Майоровы жили лучше нас и Резниковых. В старости Лиза, вспоминая давно минувшие дни, а когда ее уже не будет в живых, и Нина, расскажут мне историю о том, как Нина хотела оказывать нам материальную помощь, но на Сирохинской этому воспротивились, Нина возмутилась, вспыхнула, заявила, что она имеет такое же право, как и ее сестры, оказывать помощь маме, и расплакалась от обиды. С таким аргументом не посчитаться было нельзя, и пока жива была бабуся, Нина регулярно вносила какую-то сумму в наш общий котел.

У Майоровых — обширный круг знакомств, и мы слышали от них фамилии артистов, известных или получивших известность впоследствии. Чаще других слышал фамилию — Сердюк, только ее и запомнил. Раза два видел у Майоровых коллегу Феди — адвоката Карелина с женой, и узнал от папы, что именно этот Карелин был одним из лидеров левых эсеров и министром в первом советском правительстве. Нина, говоря о них, его называла только по фамилии, а его жену — только по имени — Лида. Меня послали к Майоровым с запиской. По дороге к ним я встречал афиши, извещавшие о выступлениях Маяковского в театре «Березiль». Об этом сообщали и газеты. Майоровых я встретил, когда они выходили из дому. Прочли записку, переглянулись:

— Вернемся? — спросила Нина.

— Неудобно, опаздываем. Петя, пойдем с нами к Карелиным, я там напишу ответ.

Не помню дороги, не помню, где жили Карелины, не помню — шли мы или ехали — наверное, все это вылетело из памяти от поджидавшего меня сюрприза. Дверь открыла Карелина. Федя сказал, что ему нужно написать записку.

— Нет, я тут напишу.

В передней стоял столик. Карелина пошла за чернилами и не закрыла за собой дверь. Я увидел трех мужчин за столом с картами в руках. Один — Карелин, другого не знаю, третий... глазам не верю, вопросительно смотрю на Федю. Федя улыбается:

— Узнал? Это был Маяковский. В это время, глядя в карты, он сказал:

— Два дамца, два самца, посредине гвоздик.

Вошла Карелина и закрыла за собою дверь. Федя написал записку, и я ушел. Говорили, что Маяковский читал и свои украинские стихи. Наверное, я их читал или слышал, потому что запомнилась такая строчка: «Україна — це не гопак».

Младшая Галя-мизинчик, так ее в детстве называли сестры и братья, родилась 1 июня 1898 года. Сохранила до смерти тесную дружбу с двумя соученицами по гимназии, часто у них бывала, и они с мужьями — у нас, но, обремененные семьями, реже. Замуж не вышла, работала и помогала Лизе и в шитье, и по хозяйству. Из всех папиных сестер Нина и Галя были наиболее близки между собой, и, бывая у Майоровых, Галя нередко оставалась там ночевать. Один папин знакомый подарил мне какую-то настольную игру, но только Галя соглашалась в нее поиграть. По справкам, которые неоднократно требовались, считалось, что я на Галином иждивении.

13.

В школе занимался всегда во вторую смену, с часу дня. Уроки готовил по вечерам — не было уверенности, что из-за домашних дел успею приготовить утром. Да с утра и стол нужен был Лизе — она на нем кроила, а другого стола или свободного места, куда можно было бы его поставить, не было. Иногда приходила Нина — помогала кроить. За этим же столом завтракали, обедали и ужинали. Между обедом и ужином, а иногда и после ужина, за столом засиживались. Сережа сидел с бумагами, которые приносил с работы, и что-то писал. Когда я подрос, он иногда просил меня переписать начисто. Галя занималась какими-то подсчетами и выборками для своего ЦСУ, которые выполняла дома за дополнительную плату. Бабуся, кончив с Лизой возиться на кухне, читала Евангелие. Лиза и папа, если не строчили на машинах, то читали — папа за столом, Лиза — лежа на кровати. И я — за уроками. Когда по радио шла интересная передача — надевали наушники. Кончал уроки, встречал взгляд отца и, никуда не денешься, — принимался за немецкий. Немецкому языку учил папа. Ни от какой работы, ни от каких поручений я не отлынивал, а от немецкого пытался увильнуть. Не тут-то было! Папа занимался со мной регулярно, заставлял учить слова, стихотворения, пословицы и читать. Грамматике не учил, только разговорному языку.