Станислав Токарев - Хроника трагического перелета

Но, судя по дневниковым заметкам, учитель не так уж преувеличивал и дарование ученика. «Он, — писал Ключевский, — был бы умен, если бы не силился быть им».

Однако — что случилось с Поповым в 1908–м, то случилось. Может, нет худа без добра? Скомпрометировавший себя и (дружно пишут газеты) «посторонний литературе», аполитичный, в сущности, нововременец приговаривается судом к аресту на месяц без замены штрафом. Попов подает апелляцию.

Интересы потерпевшего представлял в суде адвокат О. Грузенберг — тот самый, который за год до случившегося был одним из защитников по делу «О членах сообщества, присвоившего себе наименование С. — Петербургский общегородской Совет Рабочих Депутатов». Он тогда публично обвинил правящие власти во лжи. На сей раз присяжный поверенный Грузенберг зачитал просьбу своего доверителя не приводить в исполнение приговор Попову. Но Николай Евграфович заявил, что мысль ходить «в прощенных» ему невыносима, тем более от мужчины, не рискнувшего встать к барьеру.

Трудно представить, как это мог осуществить магистр истории, не знавший, где у пистолета курок, и практически не способный углядеть мушку.

Пока же суд да дело, Попов отбыл за границу.

И — повторяю — нет худа без добра. Россия потеряла дуэлянта и нахала, зато спустя два года, забыв обо всем, восторженно встретила аса.

Впервые он взлетел в небеса под звуки «Боже, царя храни».

* * *

Не выяснив до конца, кто же у нас в Отечестве может считаться первым пилотом, попробуем ответить на другой важный вопрос — где организован первый аэроклуб. Что в 1908 году их формально возникло два, известно. Но опять — таки, какой считать первый — Петербургский или Одесский?

Одесса у нас, само собой, город уникальный, неповторимый. Его называли «русским Марселем», хотя сами одесситы предпочли бы, чтобы Марсель звался «французской Одессой». «Какая смесь одежд и лиц, племен, наречий, состояний…» Великороссы, малороссы, поляки, евреи, караимы, айсоры, армяне, греки, молдаване… Одесса и французов числила среди сограждан, среди старейших, почетнейших. Основатель города герцог Ришелье, попросту Дюк, наблюдавший со своего пьедестала кишащую у его подножья толпу прожектеров, анекдотистов, страстных доморощенных политиков, спортсменов, торговцев, биндюжников, мальчиков с отрешенными очами и скрипочками под мышкой, среди которых, может, будущие мировые знаменитости, сам Яша Хейфиц.

«Порто франко», право беспошлинной торговли, поощряло в Одессе коммерческую инициативу, знаменитый Привоз развивал ее в масштабах внутригородских.

«Ах, Одесса, жемчужина — моря… — И — истинно: — Ах, Одесса, ты знала много горя…»

В описываемое время там правил толстоусый хулиган и хам генерал Толмачев (их, ультрачерносотенцев, было на Руси таких двое — он да ялтинский губернатор Думбадзе, но Толмачев покрупней, недаром ему еще предстояло стать шефом корпуса жандармов). Где бы ни собирались на сходку члены «Союза русского народа» или «Союза Михаила Архангела», тотчас слали Толмачеву приветственную телеграмму. Как, например, из Москвы: «Еще недавно под гнетом инородческого засилия Одесса проявляла враждебные чувства ко всему русскому, ныне же благодаря мудрой, истинно русской деятельности Вашей она имеет даже русскую по духу городскую Думу. Председатель старейшей монархической организации «Русское собрание» князь Лобанов — Ростовский».

Девятьсот пятый год был отмечен с Одессе своими погромами. Тогда на Дерибасовской отважный Уточкин заслонил грудью старика — еврея и получил в спину меж ребрами «перо». И когда пришел в себя в больнице, в своей одесской, уточкинской манере прозаикался: «Ше такое — иду и чую в спине ск — квозняк».

20 сентября 1906 года командующий войсками Одесского военного округа генерал от кавалерии барон Александр Васильевич фон Каульбарс (будущий, напомню, глава оргкомитета перелета) доложил военному министру: «По приговорам военно — полевых судов расстреляно 25 человек». Но прибавил: «Считаю желательным, чтобы часть приговоров приводилось в исполнение не через расстрелы, а через повешение». Экономный барон не без основания полагал, что так оно дешевле: пуля — предмет одноразового пользования, веревка — дело другое.

Как говаривал гоголевский Осип, подавай, мол, и веревочку, сгодится и веревочка…

Еще к характеристике барона. Утвердил он приговор о расстреле двух молодых людей — 17 и 19 лет. Мать, вне себя от отчаяния, пробилась на прием. Бодрый, молодцеватый, несмотря на возраст, близкий к преклонному, бывалый кавалерист ее отечески утешил: «Да, вы совершенно правы, вышла ошибка, ваши дети не были там, где совершено деяние, за которое они, к сожалению, уже поплатились. Вы опоздали, но имею удовольствие вас обрадовать. Я уже нашел действительно виновных, они тоже расстреляны». Гуманный был господин.

Одесса находилась за пресловутой чертой оседлости. Но один из героев романа Алексея Толстого «Эмигранты» недаром говорил: «Черта — это был сложный и хлопотливый способ русского самоубийства… За черту была посажена европейская культура».

И в самом деле, пока господа помещики сладко потягивались на перинах, чванясь принадлежностью древних родов к «Бархатной книге», «инородцы» строили фабрики по новейшим образцам, выписывали из — за границы новейшие машины, поглядывая на север, усмехались язвящей одесской ухмылочкой. Засучивали рукава, но не для того, чтобы по примеру Понтия Пилата мыгь руки, но дабы с еще большим азартом делать деньги. Деньги они любили.

Не случайно в создание аэроклуба вложили средства греки — банкиры Иван Ксидиас и Артур Анатра (последний был повсеместно знаменит как коннозаводчик, его лошади снимали сливки на всех скачках). А полеты на аэростате первым продемонстрировал тоже одессит, правда, не грек и не еврей — поляк Юзеф Древницкий. Могущественный сухарь Победоносцев, которого Александр III поставил главным воспитателем наследника, даже выражения «Царство Польское», входившего в многострочный титул самодержцев, чурался, именовал западные земли «Привислинским краем».

Клуб, по существу, открылся в 1907 году — на Дерибасовской, дом 5. Устраивались полеты на планере, построенном господином Цацкиным. Закупили аппарат у братьев Вуазен…

* * *

А что тем временем столица?

Да что столица: она тотчас объявила свой аэроклуб Императорским всероссийским и завязала монопольные отношения со всемирной, имеющей быть в Париже. И получила единоличное право вручать на всем пространстве империи «бреве» пилота.

Кстати, Уточкин, сдавший первый экзамен на авиатора у себя в Одессе, был петербуржцами не признан, номер его российского удостоверения — 5 (№ 1 получил столичный студент Генрих Сегно).