Вячеслав Тимофеев - На незримом посту - Записки военного разведчика

- Мне бы на фронт, в действующую... - несмело вставил я.

- Так мы ведь на фронт тебя и направляем, - произнес Куйбышев твердым голосом. - На этом фронте все время бой, бой без артиллерийской канонады, а нередко и вообще без выстрелов, но бой смертельный. И исход этого боя будет зависеть только от тебя. Там ты и солдат и командир. Но прежде всего ты солдат, которому партия поручает незримый боевой пост. Если ты все это поймешь, не сомневаюсь, что успех будет. Говоришь, опыта нет? Пойдешь к Семенову. Там тебя подучат азам, а в остальном придется полагаться на самого себя.

Пока мы беседовали, погода внезапно изменилась. Пошел дождь, который вскоре превратился в ливень. Но через несколько минут ливень прекратился. В наступившей тишине за окном хлопнул револьверный выстрел, затем два винтовочных, послышались топот и крики: "Стой! Стой!"

- Должно быть, снова анархисты, - выглянув в окно, сказал Шверник.

- Сегодня охрану города несет вторая латышская рота. При латышах не разгуляются! - как бы между прочим заметил Куйбышев, продолжая прерванный грозою разговор. - Конечно, человек, оказавшийся в чуждой ему среде, почувствует себя одиноким. Не ищи случайных знакомств, не вступай в разговоры с первым встречным. Разведчик должен быть храбрым, но не имеет нрава играть своей жизнью.

- Необдуманные, поспешные действия - бессмысленны, более того, вредны, - заметил Николай Михайлович.

- Ну а если обстоятельства потребуют, может разведчик рисковать собой?

Куйбышев строго посмотрел на меня:

- Прежде всего разведчик никогда не должен дрогнуть перед лицом тех опасностей, с которыми он может встретиться. Но для этого он должен обладать мужеством, быть способным принять смелое решение, иногда даже пойти на разумный риск. Однако при этом разведчик обязан сделать все, чтобы не погубить дело, а главное, не допустить гибели других, если гибель его самого неизбежна.

- Легко сказать: не допустить...

- Согласен, все предусмотреть, предвидеть невозможно. Бывают и жертвы. Вот ты сказал, что предпочел бы пойти в армию, а не в разведку. А кому поручить эту работу? Офицера царской армии можно назначить либо военруком, либо в штаб как военного специалиста, но не в контрразведку. Конечно, бывают исключения... Но ведь не каждому может быть доверен незримый пост. Согласен? Именно поэтому мы и беседуем с тобой.

И я ответил просто и кратко:

- Согласен. Раз надо, пойду!

- Вижу, что не ошиблись, и рад за тебя, - подвел итог Валериан Владимирович. - А теперь нам остается ждать, когда ты начнешь действовать.

- Не просто действовать, а с умом! - улыбнулся Николай Михайлович.

Только теперь я заметил, как посветлело за окнами - начинался новый день. А для меня начиналась новая жизнь.

- Николай Михайлович, давай проводим Славу, а заодно заглянем на телеграф, - и Куйбышев снял со спинки стула свой пиджак и набросил его на плечи. - Если возражений нет, то пошли. А тебя, Слава, я хочу попросить, чтобы ты особо понаблюдал за эсерами. Нам очень важно знать об их связях с чехословацким командованием и вообще об их замыслах, планах... Ну, успеха тебе!

Первые шаги

В тупичке под раскидистыми вязами укрылся небольшой деревянный особняк - заурядное жилье какой-то дворянской или чиновничьей семьи. Особняк казался заброшенным, двор зарос бурьяном. Но по описанию это и был тот дом, в котором разместился штаб контрразведки.

Лишь только я поднялся по ступеням парадного входа, как из-за двери появился часовой и преградил мне дорогу.

- Вам куда?

- К товарищу Семенову.

- Пропусти! - приказал часовому оказавшийся рядом мужчина в кожаной куртке.

Он вошел в особняк вслед за мной и повел меня по широкой деревянной лестнице на антресоли.

- А по какому делу? - поинтересовался незнакомец.

- От товарища Куйбышева, - ответил я.

- Понятно, - произнес он и открыл дверь одной из комнат: - Тебе сюда.

В большой, почти совершенно пустой комнате за письменным столом сидел человек и чистил наган. Он взглянул на меня и продолжал заниматься своим делом.

- Мне нужно видеть товарища Семенова.

- Вот и смотри, - ответил он, ловко собирая револьвер.

Я помнил Семенова по 1916 году, но сейчас не мог бы поручиться, что это он.

- Присаживайся. И не смотри так, будто знал меня раньше, а теперь усомнился в моей личности.

Я протянул ему записку Куйбышева, он прочитал ее, аккуратно сложил и спрятал во внутренний карман пиджака. Затем вышел из-за стола, подошел к висевшему на стене зеркалу, заглянул в него и рассмеялся:

- Сегодня, наверное, и мать родная не узнала бы меня, С ребятами из ЧК за бандитами охотились. Для такого случая пришлось волосы перекрасить и загримироваться... Да садись же, не заставляй повторять без надобности.

Я сел.

- Слесарь? - глядя на меня в упор, спросил Семенов и, не дожидаясь моего ответа, продолжал: - Только и слесаря разные бывают. Так что за рабочее звание не спрячешься. Вон кулачье от войны на заводы подалось. А сейчас выползают и тоже пролетариями прикидываются: мы, дескать, рабочие! Словом, выкладывай как на духу, из каких племен и народов происходишь, сколько лет стоял за тисками.

Мне показался обидным тон Семенова, но я сдержался и спокойно ответил, что зарабатываю на себя с тринадцати лет, что окончил ремесленное училище и с четырнадцатого года работал в Самаре на Трубочном заводе, знал Куйбышева и Шверника и что с детских лет меня знает и Кожевников.

- Что они тебя знают, это хорошо. Но я о тебе должен знать больше, чем ты сам о себе. В нашем деле иначе нельзя, так что ты не обижайся.

Все выходило не так, как рисовалось мне вначале. Я думал, что Семенов начнет рассказывать о героических подвигах контрразведчиков, об их приключениях, наконец, об их опыте, а вот приходится самому подробно рассказать ему о своем детстве, о том, как учился в молитвенном доме у псаломщика в Семенкине, с каким трудом попал в ремесленное училище, о своих "университетах" на паровой мельнице в Клявлино и на Трубочном заводе...

Семенов слушал, не перебивая. А когда я закончил свой рассказ, он неожиданно спросил:

- А что станешь делать, если провалишься на задании?

- Застрелюсь, - не задумываясь, ответил я. Мне казалось, что только такой ответ придется по душе начальнику контрразведки и будет воспринят им как проявление мужества и решимости.

- Просто же у тебя выходит: застрелюсь! Жизнь не окурок, чтобы ею швыряться. Пойми, разведчик должен не только рисковать... Да, кстати, оружие у тебя есть?

- Наган.

- Сдай начхозу и запомни, что пословица "На людях и смерть красна" - не для разведчика. Мы с врагом сходимся один на один, и нужно уметь побеждать его силой ума. Скрытно действовать, скрытно бороться, даже умирать, коли придется, надо уметь скрытно. Вот какая у нас служба! Но умирать нам не велено! С нами ведь может и тайна умереть, а ее всегда надо стараться передать тому, для кого ты ее добывал... Понял?