Мария Ватсон - Фридрих Шиллер. Его жизнь и литературная деятельность
Окончив «Историю Тридцатилетней войны», имевшую большой успех, Шиллер погрузился в изучение философии Канта. Результатом этого изучения были многочисленные статьи, в которых Шиллер излагает свои философские взгляды. Этими статьями восхищались Кант и Рейнгольд, а Фихте говорит, что, если бы поэт внес в свою философскую систему столько же единства, сколько проявляет в чувстве, то и тут он дал бы больше, чем кто-либо другой, и сделал бы эпоху. Хотя в разговоре с Эккерманом Гёте жалеет о времени, потраченном Шиллером на такой непроизводительный для него труд, все же исторические, критические и философские занятия поэта не остались без влияния на общий его умственный характер. Пять лет, проведенные им за этими трудами, все же значительно расширили область его духа и мысли.
Теперь на очереди вопрос, как относился историк Шиллер – автор «Дон Карлоса» и пророк свободы – к тогдашним событиям во Франции? Как и некоторые другие выдающиеся немецкие деятели той эпохи – за исключением Гёте, – Шиллер сначала долгое время следил с большим интересом за французской революцией и ожидал от нее многого. Потом у него мелькнула мысль отправиться в Париж и выступить там адвокатом несчастного Людовика XVI. Поэт писал в пользу короля защитную речь и этим путем хотел сказать правительствам много «горьких правд».
Когда же король погиб на эшафоте и кровь залила Францию, Шиллер с негодованием отвернулся от революции, не доросшей еще до более чистых идеалов поэта. Сам же он как раз в то время был уже «citoyen français». 26 августа 1792 года Национальное собрание, решившее дать права французского гражданства Вашингтону, Кошуту, Песталоцци и другим, приняло вместе с тем предложение одного из своих членов даровать таковое же право и «sieur Gille, publiciste allemand». Шиллеровские «Разбойники», переведенные на французский язык, но сильно искалеченные, давались тогда в Париже. Диплом был приготовлен Клавьером, подписан Роланом и Дантоном, но долго пролежал в Страсбурге, – никто не догадывался, кто такой Gille; только пять лет спустя, в 1798 году, замечательный документ наконец попал через издателя Кампе в руки поэта, и именно, – как Шиллер писал о том Кернеру, – «совершенно из царства мертвых», так как Клавьера, Ролана и Дантона не было уже в живых: всех их поглотил кровавый поток революции. По просьбе герцога Карла Августа, Шиллер передал ему интересную бумагу, и она находится в публичной библиотеке, в Веймаре.
Осенью 1793 года Шиллер исполнил давнишнее свое желание побывать в Штутгарте и повидаться с родителями. 70-летнего отца он застал еще бодрым и здоровым, также и мать и сестер. Свиделся он здесь и со старыми друзьями – Шарфенштейном, профессором Абелем, Петерсеном, Цумштегом, Даннемакером. Последний вылепил с него бюст, который он переработал после смерти Шиллера в мраморе. Бюст этот находится в библиотеке в Веймаре. Тогда же Шиллер познакомился в Штутгарте с издателем Котта, знакомство с которым должно было иметь важное значение для будущности семьи поэта.
В бытность Шиллера в Людвигсбурге, 14 сентября 1793 года, у него родился первый сын. «Маленькая моя мышь, – пишет Шиллер Кернеру, – сделала мне большой подарок – родила сына». Самому же поэту опять пришлось всю эту зиму тяжело страдать: воздух родины не облегчил его недуга.
Новый припадок болезни совсем измучил его. «Дай Бог, – пишет он Кернеру, – чтобы терпение мое выдержало подольше и жизнь, которая так часто прерывается настоящею смертью, сохранила для меня всю свою цену». От мрачного состояния духа он спасался, садясь писать «Эстетические письма» и разрабатывая план задуманной им трагедии «Валленштейн». 6 мая 1794 года Шиллер распростился с родителями и родиной, которую ему больше не суждено было увидеть, и затем с женой и ребенком вернулся в Йену. Туда он привез с собой «Письма об эстетическом воспитании», посвященные принцу Августенбургскому. Письма эти – в такой же мере политическая публицистика, как и философия искусства; там встречаются, например, такие места: «Политическая и гражданская свобода есть и навсегда останется самой священной драгоценностью, самой благородной целью всех человеческих стремлений и великим центром всякой культуры».
Глава V
Дружба Шиллера и Гёте. – Письмо к Кернеру о первом знакомстве с Гёте в Рудольфштадте. – Благодетельное влияние двух великих поэтов друг на друга. – Издание журнала «Horen», «Musenalmanach» и «Xerien».– Поездка Кристофины в Солитюду. – Смерть младшей сестры и отца Шиллера. – «Жалоба Цереры» и другие лирические стихотворения. – Год баллад. – Трилогия «Валленштейн». – Успех пьесы на сцене. – Письмо к Гёте и «Мария Стюарт». – Переезд в Веймар. – «Песня о Колоколе». – «Орлеанская Дева». – Мнение об этой драме Гёте и Карлейля.
Вскоре после возвращения Шиллера в Йену случилось одно из важнейших событий в его жизни – сближение с Гёте, перешедшее затем в тесную дружбу. Еще за шесть лет до того он уже однажды встретился с Гёте и провел с ним целый день в доме сестер Ленгефельд в Рудольфштадте. Но тогда встреча эта не повела к сближению. Шиллер пишет о ней Кернеру так: «Личное знакомство с Гёте не изменило в общем моего действительно высокого представления о нем. Но я не думаю, чтобы мы когда-либо сошлись с ним очень близко. Многое, что пока еще имеет для меня интерес, чего я еще желаю, на что надеюсь, уже пережито им. Он так далеко опередил меня, не столько годами, сколько жизненным опытом и развитием, что мы навряд ли когда-нибудь сойдемся на нашем пути. Впрочем, трудно правильно судить по одной встрече. Дальнейшее покажет время».
И вот, после того, как Шиллер вернулся из путешествия на родину, счастливый случай свел двух великих поэтов и сблизил их. Незадолго перед тем в Иене устроилось общество естествоиспытателей, почетными членами которого были избраны Гёте, Шиллер и Гердер. Выходя с одного из заседаний этого общества, посещаемых им очень аккуратно, Гёте встретился с Шиллером; они разговорились и заспорили. Увлеченный спором, Гёте зашел на дом к Шиллеру и провел у него несколько часов. Хотя согласия в мнениях и не последовало, но чарующая сила Шиллера, действовавшая притягательным образом на всех, кто к нему приближался, повлияла теперь и на Гёте. Бросив более глубокий взгляд на ум и дух автора «Дон Карлоса», Гёте заинтересовался им и пожелал с ним сблизиться. Они виделись после того часто, обменивались многими «добрыми и великими» словами, и дружба их имела самые благодетельные последствия. В то время Гёте, как нередко случалось с ним, находился в периоде «колебания и остановки» поэтической «производительности». И как раз тогда встретился он с Шиллером, который со своей железной силой воли мужественно противопоставлял всякому влиянию на дух и настроение, даже влиянию болезни, неустанное стремление к творчеству, к умственной деятельности. Между прочим, он именно тогда старался соединить лучших людей под знаменем одного задуманного им литературного предприятия. «Особенно для меня, – заключает Гёте свой рассказ о встрече с Шиллером, – наш союз был наступлением обновленной весны, когда все во мне радостно распустилось и зацвело». Но если Шиллер повлиял на Гёте, ободрив его к новой поэтической деятельности, то и для него дружба с Гёте имела громадное значение; он был возвращен ею от философии к поэзии. Союз их оказался для обоих друзей плодотворным периодом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});