Ги Бретон - Наполеон и Мария-Луиза

Во время одной из атак спустя несколько дней после этого Индия, продолжая вести себя геройски, получила, находясь рядом со мной, серьезное ранение в висок. Ужас этой картины снова сделал меня женщиной, и я зарыдала от боли.

– Успокойтесь, – сказала мне эта отважная девушка. – Если я останусь в арьергарде, я пропала… Я не должна слезать с лошади.

И она осталась в седле с удивительной решимостью.

Толпа росла с каждой минутой, вслед ей несся смертоносный огонь русских батарей»26.

Отступление началось.

В ходе его тремстам тысячам мужчин суждено было погибнуть только из-за того, что Наполеон пренебрег маленькой русской принцессой…

Глава 7

Наполеон делает Марию-Луизу регентшей империи

Он слепо любил ее.

В то время как солдаты Великой армии гибли от голода и холода в степях, где некоторыми ночами термометр показывал минус 30 градусов, Мария-Луиза, не ведая о постигшей императора катастрофе, спокойно проживала в замке Сен-Клу.

23 октября часов около десяти утра, надев на голову ток из черного бархата, укутавшись в серое манто, она спустилась в парк в сопровождении госпожи де Монтебелло. Несмотря на легкий туман, они отправились на ежедневную прогулку, обсуждая «прекрасные новости», которые Наполеон, заботясь о состоянии духа императрицы, присылал почти ежедневно27.

Вдруг они увидели, как к ним бежит принц Альдобрадини, находившийся в состоянии большого волнения. Когда до женщин осталось два шага, он снял с головы шляпу и произнес вот такую неожиданную фразу:

– Ваше Величество! В Париже только что началась революция…

Императрица сразу же потеряла цвет карамельки. Представив себе, как ее тащат в тюрьму «Консьержери», а затем на эшафот, как ее тетку Марию-Антуанетту, она задрожала.

– Да кто же это сделал? – пробормотала она.

Принц, находясь в сильном волнении, сбивчиво объяснил, что генерал Мале явился ночью в одну из казарм с ложным декретом Сената в руках, в котором объявлялось о гибели императора и о назначении его, генерала Мале, военным комендантом Парижа.

Властный тон заговорщика ввел офицеров в заблуждение. Вскоре в сопровождении отряда национальной гвардии генерал Мале прибыл к министру полиции Савари, арестовал его и приказал доставить в тюрьму «Форс»28. После чего поступил точно так же с префектом полиции.

– В настоящий момент, – закончил свой рассказ принц, – Мале, поддержанный генералом Лаори, имеет под командой несколько полков. В его руках Городская ратуша, а его люди заняли позиции у заставы Сен-Мартен, у заставы Венсен, в префектуре полиции, на Гревской площади, на набережной Вольтера и на Королевской площади…

Мария-Луиза совсем приуныла.

– Надо спасать короля Римского, – сказала она.

И быстро вернулась в замок. За ней, вся в слезах, последовала госпожа де Монтебелло.

Спустя четверть часа была готова карета, на которой императрица и сын Наполеона собирались уехать в Сен-Сир. В карету уже начали спешно грузить чемоданы, но тут через парадные ворота замка галопом проскакал какой-то всадник.

– Успокойтесь! – крикнул он. – Все уже закончилось!..

Гонца от военного министра герцога де Фельтра срочно провели к императрице, и он объяснил, что же произошло в Париже.

Ранив выстрелом из пистолета в голову генерала Юлена, не поверившего в известие о кончине императора, Мале отправился к начальнику Генерального штаба генералу Дусэ. Но этот вояка не дал себя провести. Прочитав сфабрикованное заговорщиком постановление Сената, он вскричал:

– Это ложь!..

Тут рука Мале потянулась за пистолетом. Это было неосторожно с его стороны, поскольку адъютант Дусэ по имени Лаборд набросился на мятежного генерала и скрутил его.

– Теперь Мале со своими сообщниками находится в тюрьме, – добавил адъютант герцога де Фельтра. – Министр полиции и префект освобождены, в Париже все спокойно. Ваше Величество, вы можете больше не волноваться.

Мария-Луиза облегченно вздохнула.

Спустя два часа, вновь обретя спокойствие и непосредственность, она стала шутить со своими придворными дамами над неудобствами, которые испытывают люди, отправленные на гильотину…

Но Наполеон не стал относиться к этому происшествию с такой легкостью.

Когда до него, спустя семнадцать дней после этого, дошла почта с сообщением о том, что случилось, он, как говорят, «застыл, словно пораженный молнией».

Он никогда даже предположить не мог того, что кто-то посмеет поднять руку на его могущество. Но оказалось, что достаточно того, чтобы какой-нибудь блестящий генерал объявил о его кончине, чтобы империя оказалась на грани падения… Он был поражен и оглушен; было ясно, что при объявлении о его смерти никто в Париже даже не подумал о том, чтобы провозгласить Римского короля Наполеоном II.

Охваченный внезапным беспокойством, он принял решение немедленно вернуться во Францию с тем, чтобы быть в Тюильри раньше, чем туда придет известие о его военном поражении.

Бросив свою армию, он сел с Коленкуром в сани и направился к Березине. Там он отдал приказ генералу Эбле навести через реку мост и первым перебрался по нему на другой берег. За ним в неописуемом беспорядке устремились на другой берег его войска, стремящиеся спастись от казаков. Вот как Ида де Сент-Эльм, любовница Нея, описывает этот печальный эпизод истории Франции:

«Маршалу Нею ценой неимоверных усилий удалось завязать бой для того, чтобы бегство стало возможным. Для того чтобы весь этот людской поток перебрался на другой берег реки, не хватило и трех дней: в этой роковой схватке, которую с равными интервалами освещали вспышки русских пушек, каждый думал только о себе.

В десяти шагах от нас упало ядро. Я в ужасе бросилась было в сторону, но Индия, сохраняя хладнокровие, успокоила меня. Это была замечательная девушка.

Мы снова уселись в повозку, на которой ехала какая-то маркитантка с двумя детьми, и переждали опасность. Наконец генералу Жерару удалось проложить путь и обеспечить некоторый порядок на переправе.

– Пора, – сказала мне Нидия. – Надо ехать.

Но бедная маркитантка, уже встретившая столько опасностей, не смела тронуться с места.

– Давайте нам одного из ваших детей, – сказала я ей, – мы переправим его на тот берег.

– Не могу, – ответила та, – они мне одинаково дороги.

Едва мы достигли противоположного берега, как мост затрещал. Потом вдруг он рухнул, и мы услышали вопль, один вопль, вырвавшийся из множества глоток, вопль, который невозможно описать. Всякий раз, когда я об этом вспоминаю, он звучит у меня в ушах. Все бедолаги, оставшиеся на том берегу, пали под картечью, поскольку тут же появились русские. И только тогда мы смогли понять всю глубину катастрофы. Лед не был достаточно толстым, он треснул, и река поглотила солдат, женщин, лошадей, повозки…»