Юлия Вознесенская - Записки из рукава

Последовательность и законность нашего судопроизводства умилительны!

Чудо

Сегодня на улице меня окликнули: «Юлия!» Гостиничная знакомая. Постояли, потрепались и разошлись. Но какое это чудо — услышать, как тебя окликает знакомый голос.

Глазами Артура Миллера

А мы потеряли еще одного переводимого западного писателя! По сценарию А. Миллера поставлен фильм «Потолок архиепископа». Гвоздь сюжета в том, что в лепном потолке бывшего кабинета архиепископа, а ныне — кабинета героя (чеха или поляка, не помню), спрятано подслушивающее устройство. Герои произносят правоверные речи, обращаясь непосредственно к потолку, с глазами, возведенными горе. Это еще семечки!

Я иногда казалась себе подопытной собакой, которую опутали проводами и зондами, а в череп ей понатыкали электродов. Собака пытается жить нормальной собачьей жизнью, а вокруг толпа белоглазых вивисекторов обрабатывает полученные данные: столько раз вздохнула, столько-то выработала желудочного сока, тогда-то уснула, тогда-то проснулась.

Удивительно ли будет, если однажды в бедной собаке проснется волк и бросится на своих мучителей? А ведь таких собак много.

Почтовые радости

Утром я встаю и сразу бегу на почту.

— Вам ничего нет.

Второй раз иду после двенадцати.

— Вам ничего нет.

Третий и последний заход — вечером, перед самым закрытием.

— Я уже говорила, что для вас ничего нет. Что вы бегаете целый день, работать мешаете?

Однажды я зашла утром на почту, а потом целый день держала себя на привязи и больше туда не заглядывала.

Прихожу на следующий день утром. Телеграмма! «31 и 1 буду ждать звонка дома. Целую». И подпись.

Смотрю на время — телеграмма получена еще вчера днем! И так мне стало жаль себя вчерашнюю, дневную и вечернюю, что я решила плевать на недовольство почтовых девиц и не пропускать больше ни одного захода.

В июне Наташка приезжает свидетелем на мой суд. Готовимся мы к нему, копаясь в моих рукописях. Переписываем эту книгу. Когда я прочла ей эту главу, она схватила письма, с которыми я не расставалась, и, тряся пачкой оных, возмущается: «Мало ей писали? Мало ей писали?!» Гляжу и удивляюсь — а ведь и вправду много!

Страстная неделя

Перед Страстной у меня кончились деньги. Я сказала об этом по телефону друзьям. Но они что-то там замешкались, перепоручили это один другому. Остались у меня только чай и сигареты. И тут я узнаю— Страстная неделя!

Всю неделю постилась и читала Евангелие. Соседки по комнате заметили, что я ничего не ем, и предложили мне денег в долг. Я отказалась и объяснила, почему. Они попросили читать Евангелие вслух. Это было хорошо.

Перед самой Пасхой денег прислали много и со всех сторон. И мы справили Пасху. Все было чудесно. Но больше всего я радовалась тому, что мне удалось соблюсти хотя бы неделю поста. Всего неделю, но зато уж полного! А друзья мои расстраивались и никак не могли понять, за что я их благодарю.

Для меня самое страшное — в Страстях Христовых — ночь в Гефсиманском саду. «Симон! Ты спишь? Не мог ты один час бодрствовать?»

Я жалею, что меня не было в ту ночь в Гефсиманском саду,— я бы не уснула! Я и теперь не сплю эту ночь на Страстной — в память о Нем. А у меня какая длинная ночь спящих друзей!

Я потому не плачу.

Что горше слез моих

Раскрытый наудачу

Новозаветный стих.

Я потому прощаю

Изменникам моим

Что горшие печали

Стояли перед Ним.

Как Он рыдал когда-то.

Две тыщи лет назад!..

Спит, тишиной объятый,

Мой Гефсиманский сад.

Ни шороха, ни ветра

В сугробах февраля.

Лишь редко вздрогнет ветка

Под лапой снегиря.

Я отворю калитку,

Войду в его покой.

Озябшую молитву

Согрею под рукой.

Легка печаль простая

С глазами в облака:

Тот, кто меня оставит,

Не приходил пока.

Весна в Воркуте

В конце апреля солнце стало пригревать. Весна? С крыш, карнизов и балконов закапало. Начали таять великолепные, огромные воркутинские сугробы, эти горы и пригорки, по которым так весело бегали дети и беспризорные собаки. И вдруг стало видно, что никакие это не сугробы, а просто гигантские помойки. Некоторые достигали второго этажа.

Через несколько дней вновь ударил мороз, налетела метель. Снег опять запорошил помойки самым приятным для глаз образом. Теперь я уже знаю, что скрывается под этим пушистым снежком, и старательно обхожу все возвышенности. Но, увы, это почти невозможно, ибо невозмутимые воркутинцы протаптывают тропинки напрямик, по сугробам и по помойкам.

Вот теперь мне понятно, почему в шикарных приемных воркутинского «верхнего» начальства по персидским коврам бегают тараканы. Наташка уехала…

«Пришла, рассыпалась; клоками

Повисла на ветвях дубов».

Воркуту замело майским снегом. Где-то скрипит, затворяясь за тобой, еще одна дверь. Тянет впасть в новую спячку — Наташка уехала! Больше мне ничего не покажут.

Приехала она, нашумела, упустила часть привезенных бумаг в мелкий омут местной кагебни, растормошила меня, закормила икрой — чушь какая-то. Но зато привела ко мне друга — Женю Пашнина. Сколько лет ходили к нему, а теперь вот он ко мне ходит, передачи в больницу носит. Принес лекарство для глаз: альбомы Модильяни, Шагала, Лотрека, Пикассо.

А Наташка все равно уехала!

Еще один подарок правосудия

Я давно уже заметила, что перестала видеть в сумерках. Сегодня проверила зрение — 0,07 оба глаза. Неужели это так серьезно? А как же путешествия, отложенные на старость? «Увижу ли Бразилию до старости моей?» Ведь этак и Мордовии не увидишь! Обидно.

«Если можно, пронеси чашу сию мимо меня! Но не как хочу, а как хочешь Ты».

Город ледяного дьявола

В Воркуте нет ни одной церкви! Ни одной!

Этот город построен по черному замыслу и на крови. Жизни здесь никогда не будет. Недаром здесь не хватает больниц и врачей. А стоит человеку уйти отсюда на год — город развалится, сгинет, а через пять лет уйдет в небытие. Нужны ли такие города? Уголь? Пожалуйста, добывайте уголь, но зачем заставлять людей обживать необживаемое, неживое? Дети болеют, женщины некрасивы и рано старятся, мужчины выглядят переодетыми каторжниками. И все считают деньги! Каждый семилетний воркутинец знает, сколько стоит цветной телевизор!

И вновь закрытые двери…

Псориаз начался у меня еще в тюрьме. Врачи очень хорошо знали, что север мне противопоказан, но я уже писала о том, что такое тюремные врачи. В Воркуте псориаз меня истерзал. И форма очень противная — экссудативная. Впервые он покрыл меня всю, до ступней ног. По утрам я не могу встать на ноги до тех пор, пока не размочу все корки в горячей воде. Хожу и вспоминаю бедную русалочку — «будешь ходить по ножам и бритвам…» Болит и все тело. За что это мне?