Сергей Максимов - Очерки о биографии и творчестве
Знакомство С.В. Максимова с В.И. Далем состоялось летом 1855 г., когда по поручению А.В. Старчевского молодой автор прибыл в Нижний Новгород, чтобы написать биографический очерк о В.И. Дале. Встреча была промыслительной. Как покажут последующие десятилетия, Максимов оказался преемником и последователем Даля, не только воспринял в его этнографической прозе «живую, внутреннюю верность действительности», но сумел значительно расширить тематический и жанровый диапазон бытописательного направления русской литературы, создать на основе очерков быта широкие полотна народной жизни центральных и окраинных губерний России, русского странничества, сибирской каторги.
Четвертый том «Справочного словаря», для которого заказывалась статья, быстро готовился к изданию. А работу Максимова так некстати задерживала служебная командировка Даля по губернии. Но все-таки материал был написан и успел попасть в Словарь, правда не в основной корпус, а в Прибавление.
Справочный характер материала и лаконичная форма его изложения подчеркивают и проясняют истоки далевских параллелей, развившихся позже в прозе Максимова. В статье перечислены очерки физиологические, этнографические, исторического содержания, притчи, циклы статей «Поверья, суеверья и предрассудки русского народа», «Картины из русского быта», сборник «Были и небылицы», «Русский словарь», составленный в 1846 г. из объяснения 86 слов из простонародного языка, статьи.
Названные Максимовым публикации Даля очень близки жанрово-тематическим доминантам его собственной прозы: изображение русской провинциальной жизни, народные промыслы и ремесла, крестьянская община и ее роль в традиционной национальной культуре, православная вера, старообрядчество и религиозные секты, народные поверья, предания, обряды и обычаи, народно-учебная литература и книги для детского чтения.
Поездка в Нижний оказалась определяющей для Максимова. Это был период, когда, по словам Даля, «пришла пора подорожить народным языком».[4] Максимов только начинал свое писательское поприще как автор нескольких очерков из крестьянского быта, напечатанных в «Библиотеке для чтения»: «Извозчики», «Швецы», «Маляр, «Сергач», «Дружка», «Сысоев», «Булыня». Командировка стала первым из шести его путешествий по России, длившихся в общей сложности четырнадцать лет. В преклонном возрасте этнограф с полным правом подписывался: «Усталый путник, старый бродяга С. Максимов».
Помимо встречи с Далем, Максимову было поручено ознакомиться с условиями книжной торговли на Нижегородской ярмарке. Не без влияния собирательской деятельности знаменитого лексикографа, Максимов, уже по пути в Нижний, стал присматриваться к офеням-книгоношам в их родных местах Владимирской губернии. А для успешного сбора материала, по примеру П.И. Якушкина, выбрал подходящий костюм — представился семинаристом, отыскивающим место учителя.
О первых неделях этого путешествия, встречах с офенями, о возникшем у них подозрении и вынужденном бегстве Максимов написал во «Введении» к книге «На Востоке», не назвав при этом места сбора редчайшего материала: им было записано более тысячи офенских слов и их значений! И только изучение творческой истории текста дало возможность, спустя почти полтора века, помимо точной даты — июнь 1855 г., назвать и место: село Ландех Владимирской губернии. Эти сведения сохранились в первой журнальной публикации отрывка — в «Отечественных записках» (1860, кн. VIII).
Позже Максимов вспоминал о трудностях первых опытов полевой работы этнографа. «Позади — ничтожная практика, сложившаяся из цепи случайностей, когда смотрелось на дело с точки зрения фланера, дилетанта и никак не работника, обязанного известным делом и непреложным обетом. Впереди — темное дело с темным успехом, даже с вероятностью неудачного исхода, тем более что опять-таки позади ни одного примера, никакой школы и поучения».[5] Максимову помогали его общительность, артистизм, бойкий язык, чувство народного юмора, интуиция этнографа и художественная одаренность.
Когда он близко познакомился с работой Даля и его собирательскими приемами, работа с лингвистическим материалом продолжилась параллельно с писательским трудом. Так, во время четвертой, самой дальней экспедиции через Сибирь на Дальний Восток Максимов сформировал основу будущего «Тюремного словаря и искусственных байковых, ламанских и кантюжных языков». Эти наблюдения в виде отдельного очерка вошли в приложение к четвертому, посмертному изданию книги «Сибирь и каторга». Писателя интересовал не столько лингвистический, сколько культурно-исторический аспект возникновения, бытования и развития искусственно созданных слов профессиональной среды.
В 1890 г. Максимов издал книгу «Крылатые слова. Не спроста и не спуста слово молвится и до веку не сломится. По толкованию С. Максимова». Две сотни рубрик вместили трактовку и авторское объяснение пятисот «крылатых слов», утвердившихся в русской речи на правах емких образов: грех пополам, задний ум, курам на смех, лясы точат, подкузьмить и объегорить, попасть впросак и многие другие.
Возвратимся в 1855 г. Вместе с биографией Даля А.В. Старчевский получил от Максимова в октябрьскую книжку «Библиотеки для чтения» очерк «Нижегородская ярмарка». Творческая история этого текста приоткрывает любопытные подробности, в частности — о том, что Максимов взял за основу, скалькировал статью Даля «О наречиях русского языка. По поводу опыта областного великорусского словаря, изданного Вторым отделением Императорской Академии наук», напечатанную в 1852 г. в пятой книжке «Вестника Императорского Русского Географического общества», преобразовав ее научно-фактографический материал в блистательную жанровую зарисовку, этнографическую картинку звучащей ярмарки.
В 1871 г., за год до смерти Даля, Максимов выпустил книгу «Лесная глушь», объединившую его ранние очерки, в том числе и «Нижегородскую ярмарку». Спустя семнадцать лет после их создания, тексты были переработаны с учетом циклизации очерков. Так, в «Нижегородской ярмарке» Максимов отказался от фрагмента, начинавшегося словами: «Прислушайтесь к говору, и вас поразит его разнохарактерность…». Именно этот отрывок вырос из материалов далевской статьи и, видимо, по этой причине был отвергнут уже зрелым писателем. Начинает Максимов с наблюдений общего характера, передающих основные черты восточного, нижнерусского, низкого наречия, «низового выговора, свысока, с особым выкриком на середине речи».[6] «Вятский, — пишет Максимов, — с особенною любовью, но особенно неприятно для слуха растянет этот конец и в начале приударит на о не хуже костромича другого, изменив, при случае пошел — в пошоу и купил — в купиу».[7] В статье Даля характеристика наречия выглядит так: «В вятской губернии находим говор самый грубый, именно, как говорится, мужичий; нигде не услышишь таких грубых и резких ште, що, толды, колды, завсялды; язык ворочается вяло и тяжело, говор тягучий, иногда с пригнуской… К Вятке слышно пошоу, нашоу — у вместо л».[8]
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});