Евфросиния Керсновская - Сколько стоит человек. Тетрадь одиннадцатая: На вершине
Осторожно, на четвереньках вылезла я из своего укрытия. Вдруг «коровы», как метеоры, рванули с места и в одно мгновение, мелькнув в воздухе, скрылись в тумане. Я успела разглядеть обращенные назад рога. Это были… туры. Да, эти неуловимые, прославившиеся своей осторожностью туры!
Смелость города берет а перевал — тем более
Идти через Клухорский перевал в одиночку, не имея опыта, и к тому же рано утром, по морозу — это более чем неосторожно. Надо пройти по леднику, обрывающемуся к Клухорскому озеру, — по косогору градусов в 45. Собственно говоря, это не настоящий ледник, а снежник — слежавшийся снег «фирн». Днем он размякает, но утром, пока солнце не размягчило корку, очень рискованно ступать по нему. А я пришла туда еще до восхода солнца.
Сначала надо было перебраться, прыгая с камня на камень, через речку Северный Клухор, вытекающую из Клухорского озера, а всего в нескольких шагах от этой «переправы» речка низвергается водопадом с высоты 25–30 метров. Когда идут группой, то там натягивают веревку.
Вообще веревка, взаимная выручка плюс опыт — это много значит.
И я, даже не спеша, зарисовывала все, что меня особенно поражало. А удивляться было чему! Отчего два озера, расположенные в одном кратере и разделенные лишь ледяной перемычкой, разного цвета? То, что побольше, — красивого голубовато-зеленого цвета, а то, что рядом с ним, — чернильно-черное? Откуда берутся на снегу и на скалах кроваво-красные потеки? (Впоследствии я разузнала, что так называемая «кровяная плесень» — это особый микроскопический грибок.)
Все же я с облегчением вздохнула, когда опасный косогор остался позади.
Начинался спуск. Камни, снег, лед… Кругом мрачные, почти черные пики, к которым, будто клочья ваты, пристали облака. Но вот налетел порыв ветра. И ветер этот донес и сюда, к самому леднику, тепло южного моря.
Впереди — Абхазия.
Вниз я мчалась, отпустив тормоза: скакала с камня на камень, а если попадались языки снега, то, садясь верхом на палку, неслась, как баба-яга на помеле. Дорогу мне указывала звонкая речушка Южный Клухор.
Просто удивительно, как это до Александра Гумбольдта людям не пришло в голову, что, спускаясь с горы вниз, человек проходит через разные климатические зоны? На протяжении одного дня пути из заоблачных высот я спустилась до уровня моря и наконец — в субтропиках..
Долина реки Клыч
Более дикой и вместе с тем величественно-прекрасной картины, чем долина реки Клыч, я не могу себе представить. За каждым поворотом тропы — панорамы одна прекраснее другой. Но где взять слова, которые могли бы описать их? Для этого надо быть художником слова и художником вообще. А я… Я была всего-навсего шахтером в отпуске, то есть выходцем из могилы, который ни на минуту не может забыть, что скоро — ох, как скоро! — придется вновь в нее вернуться и, быть может, навсегда.
Но грустные мысли лишь изредка омрачали бескрайний восторг, как маленькие облачка набегают на солнце ясным летним днем. Я старалась не думать о будущем и беззаботно прыгала по обломкам скал, спускалась по еле заметной тропинке, увлекая за собой мягкую, бурого цвета, щебенку.
Тропа вьется по самому карнизу на головокружительной высоте. Что там внизу, я не вижу: боюсь подойти к краю тропы — туда, где камни под ногами шевелятся. Слышно, как шумит Клыч, мчащийся с камня на камень. Зато хорошо виден противоположный берег. Склоном его не даже не назовешь — с удивлением смотрю и никак не могу понять, каким чудом большие, в форме веретена пихты растут, будто прилепленные к вертикальной скале? А дальше одна выше другой поднимаются гигантскими зубцами гряды гор, и последняя гряда, вся в пятнах снежников, как бы подпирает небо.
Это — правый берег Клыча. А каков левый?
Я не могу этого рассмотреть: скалы нависают надо мной. Откуда-то сверху, будто с самого неба, низвергаются водопады в «широком ассортименте»: тут и могучие каскады, от грохота которых под ногами дрожат скалы, и множество ручейков, которые, точно пряди седых волос, свисают над пропастью и концы их кудрявятся завитками пены.
Так хотелось всю эту красоту запечатлеть, что я то и дело рассупонивала свой рюкзак и пыталась перенести на бумагу всю эту красоту.
Безумная мечта! Разве можно поймать радугу в ведро?!
«Счастливые часов не наблюдают». Должно быть, я была очень счастлива, так как ночь захватила меня буквально врасплох. Но мои предки спартанцы утверждали, что воин ложится на землю и укрывается небом, так что постель мне была обеспечена. Что касается ужина (он же и обед), то пара сухарей, немного сахара и ледяная вода quantum satis[9] решали и эту проблему.
Теперь я могла любоваться грядой Большого Кавказа с южной его стороны, продолжая восхищаться контрастом: пышная зелень первого плана и грозные великаны, подпирающие небеса, там, позади.
Снежный «мост»
Я перешла через один из притоков реки Клыч по мосту… Кажется, что в этом удивительного? Люди с незапамятных времен пользуются мостами. Но этот мост не был рукотворным. Создал его не гений человеческий, не техника, а одно из грозных явлений природы — лавина.
Зимой тысячи тонн снега срываются с крутых гор и излюбленными маршрутами устремляются в долину. Обычно лавины несутся вдоль неглубокого ущелья, имеющего форму лотка. На этих «лотках» ничего не растет, кроме прижатых к земле, измученных березок. После таяния снегов там вырастают пышные травы, главным образом корневищные. Ну а внизу, в долине, огромные массы снега, так называемые лавинные выносы, лежат долго, иногда до самой осени, уплотненные почти как лед. Но «лед» этот коварен: внизу его подрывает горный поток, а сверху он становится ноздреватым, рыхлым, и трудно угадать, достаточно ли толст его слой и выдержит ли он тяжесть человека? То тут, то там зияют провалы, в глубине которых грохочет поток.
Этот «мост» был уже не первым на моем пути, но, признаюсь, он был самым жутковатым, так как «окна» почти сливались и перемычки между ними казались очень уж хрупкими.
Впоследствии я не раз удивлялась, с какой уверенностью выбирают свой путь лошади горцев с тяжелыми вьюками, седоками, а порой и с целым выводком ребятишек на спине. Когда я привыкла к подобного рода мостам, то поняла, что не так уж они опасны, если знаешь их секрет.
Туризм и вандализм
Хоть мое любимое дерево — дуб, олицетворение могущества, но буки мне дороги тем, что у каждого из них — своя физиономия, каждое красиво по-своему. Я как-то по-особенному люблю эти нарядные, мощные и вместе с тем изящные деревья. Стволы на редкость чистые, гладкие, какие-то опрятные, дымчато-голубоватые, а не болезненно-бледные, как у березы. Корни будто исполняют замысловатый балетный танец, а ветви гибкие, причудливо изогнутые. Что же сказать о буках вековых, раскидистых, вытанцовывающих свой колдовской танец на крутых косогорах в окружении буйной поросли рододендронов и папоротников? Как гармонируют с их светлой корой черно-кожистые листья рододендронов, золотисто-изумрудные папоротники и сочные листья мать-и-мачехи! Тут и там низенькие молоденькие елочки в пышных кринолинах, будто они пришли в гости и боятся помять свои нарядные юбочки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});