Герхард Кегель - В бурях нашего века. Записки разведчика-антифашиста
За несколько проведенных в Болькенхайне месяцев я многое узнал. Иногда в субботние вечера я выезжал вместе с членами партийной ячейки в довольно отдаленные деревни. Главной формой политической работы являлась агитация по домам, поскольку проводить в тогдашних условиях деревенские собрания удавалось лишь в единичных случаях. От сочувствовавших нам людей и от весьма малочисленных коммунистов в деревне мы узнавали фамилии бедняков и поденщиков, с которыми можно было попытаться установить контакт. Иногда они сами давали нам знать, что хотели бы встретиться с нами. И если удавалось организовать такую встречу, то рабочие-коммунисты из Болькенхайна, которые в течение многих лет сами находились без работы, и эти обнищавшие и отчаявшиеся бедняки быстро находили общий язык – язык эксплуатируемых.
Партсобрания ячейки проводились по возможности в квартирах членов партии. Иногда приходилось собираться в кабачке, где нужно было что-то заказывать, а деньгами никто не располагал. Мы обсуждали обстановку, речи руководителей партии и партийные документы, сочиняли лозунги, писали листовки и тут же размножали их примитивными средствами, подумывали, как следовало организовать наши выступления и действия самого различного характера. Здесь царила совершенно другая атмосфера, чем на студенческих вечерах. Разговоры шли о вещах, гораздо более близких к реальной жизни. Для меня было большой радостью, когда я почувствовал, что, присмотревшись ко мне с необходимой поначалу осторожностью, члены партийной ячейки поверили мне и приняли в свой круг. Я убедился, что это чудесные люди, неутомимые, готовые к самопожертвованию борцы за дело рабочего класса. Они по очереди приносили на наши собрания то немного чая, то кофе, сигареты или табак, хлеб и маргарин. Ведь предоставляя для наших собраний свое убогое жилье, товарищи не могли накормить и напоить всех гостей – а нас собиралось до двенадцати человек. Расходились мы всегда за полночь.
Но вскоре неожиданно моя стажировка в Болькенхайне закончилась. Моя связь с коммунистами в городке, где люди хорошо знали друг друга, не осталась незамеченной. Несмотря на наши меры предосторожности, меня видели вместе с тем или иным коммунистом то в самом городке, то в одной из близлежащих деревень. Или кто-то мог видеть, как я зашел в квартиру одного из членов КПГ и вышел из нее лишь поздно ночью. А ведь стажер суда в небольшом городке считался человеком из так называемого порядочного общества. Поэтому прибывший туда новичок, который общался с коммунистами, неизбежно должен был привлечь к себе внимание со стороны реакционно настроенных обывателей.
Толчком ко всему послужил следующий случай: как-то днем я прогуливался по центральной улице городка с упомянутым выше адвокатом, которому я иногда за скромное вознаграждение помогал в работе. Вдруг на другой стороне улицы я заметил одного пожилого товарища, как и все другие, безработного. Несколько нетвердой походкой он шел нам навстречу. У нас с ним установились добрые отношения. В прошлом он являлся красным матросом. Это был человек необыкновенной силы, с плечами шириной с книжный шкаф, по профессии – каменщик. Он оказывался просто незаменимым на митингах и собраниях, где нам нередко приходилось иметь дело с политическими врагами и провокаторами. Он мог взять бесчинствующего противника правой рукой за воротник и, держа его в протянутой руке, вынести из зала на улицу. Там он обычно отпускал брыкавшегося и перепуганного до смерти забияку с миром, дав ему дружеский совет не пытаться больше проникнуть в зал. Но у этого товарища имелась одна слабость: когда он в благотворительной кассе получал несколько марок, его вдруг одолевало желание выпить. Ведь денег опять не хватит для оплаты долгов лавочнику и булочнику. Горе он решал залить. Он никогда не пил много: всего две-три рюмки дешевой водки. Но почти не переносил алкоголя. И вот на улице в тот раз он заметил только меня, а на шедшего рядом адвоката не обратил внимания. И крикнул мне через улицу: «Здравствуй, Герхард! Ты придешь сегодня на собрание?»
Я сделал вид, будто ничего не заметил. Но адвокат все слышал. Он растерянно взглянул на меня. Окликнувшего меня быстро удалявшегося человека он, конечно, знал – коммунисты в маленьком городке были хорошо известны, ведь их насчитывалось немного. Кроме нас, на улице больше никого не было, и речь не могла идти ни о ком другом.
Прошло несколько дней, и от разных людей в городке я стал узнавать, что меня считают в Болькенхайне «красным стажером». Когда один из судебных чиновников, который относился ко мне с дружелюбием, сообщил мне, что в земельный суд в Бреслау на меня поступил донос и принято решение о расследовании, я встревожился.
Мне не следовало рисковать, допуская такое расследование с чреватым для меня большими неприятностями дознанием относительно моих политических взглядов и поведения, – для этого имелись достаточно веские причины. Так же считали и в окружкоме партии. Мы все пришли к единому мнению, что мне следует упредить расследование, подав прошение об отпуске или увольнении из судебных органов из-за личных и экономических затруднений. Я так и поступил, не откладывая дело в долгий ящик. Поначалу я испросил годичный отпуск.
Когда я обратился к председателю участкового суда, которого считал главным виновником моих трудностей, и попросил его поддержать мою просьбу, дав при этом понять, что после годичного отпуска я, вероятно, буду ходатайствовать о своем увольнении, он стал самим олицетворением любезности. Являясь бюрократом до мозга костей, он был чрезвычайно рад избавиться от дальнейших неприятностей из-за «красного стажера».
Моя просьба об отпуске была удовлетворена еще до начала официального расследования в связи с «подрывающим государственные устои общением с коммунистами». Могу живо представить себе, как позднее в ответ на запрос гестапо о бывшем стажере в суде Герхарде Кегеле докладывалась точная справка из его досье о том, что он уволился из судебных органов по собственному желанию и в связи с личными финансовыми затруднениями. Вследствие недостатка опыта мои первые шаги подпольщика привели к довольно плачевным результатам.
ПОДГОТОВКА К ПОДПОЛЬНОЙ БОРЬБЕ
Таким образом, в конце весны 1932 года мне пришлось в Бреслау начинать все сызнова. Я хотел устроиться на работу в издательство местной газеты КПГ. Буржуазная пресса с каждым месяцем все больше скатывалась на позиции «Харцбургского фронта»[3] фашистской партии, Немецкой национальной партии, «Стального шлема», Имперского союза и Всегерманского союза. Постигшая меня во время работы в прусских судебных органах неудача усилила сложившееся у меня впечатление, что для конспиративной работы я не гожусь. Но товарищи из окружкома партии, где уже подумали о том, как использовать меня в дальнейшем, считали иначе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});