Евгения Путилова - …Началось в Республике Шкид

Художественное произведение, развивает он свою мысль, не фотография действительности, автор его может по-своему распоряжаться фактами, он волен оценить и осветить их по-своему. «Республика Шкид» — это литературное произведение, где «в художественной форме бывшие ученики школы рассказывают о своем обучении в ней, о своих шалостях и проказах и о своих впечатлениях от всего ими здесь пережитого».

Совсем иное дело — школа имени Достоевского. «Это не художественный вымысел, а реальные люди, жившие в ней в 1920–1925 годах. Это — педагогическая система, выражавшаяся в ряде действий учителей и воспитателей этой школы…» Другими глазами видел Сорока-Росинский многое, о чем по-своему написали в повести авторы «республики Шкид». Иначе смотрел он, к примеру, на «Летопись», придавая ей серьезное значение. Посмеялся он и над «карцером», который никем не воспринимался как наказание, да, по существу, этого карцера и вовсе не было.

Но он прекрасно понимал, что авторы повести ни в коей мере не могли, да и не стремились нарисовать объективную картину жизни школы. У повести были, подчеркивает Сорока-Росинский, свои художественные задачи». И снова, еще раз, сквозь призму десятилетий, тепло и с одобрением отозвался он о книге своих бывших воспитанников — Г. Белых и Л. Пантелеева.

После закрытия школы имени Достоевского педагогическая деятельность В. Н. Сороки-Росинского продолжалась с той же интенсивностью. Он стал преподавателем на специальном отделении Педагогического института имени Герцена, студенты которого подготавливались к работе с трудными детьми. Долгие годы он вел в школе всегда связанные с поиском новых убедительных методов уроки русского языка и литературы. В годы Великой Отечественной войны, эвакуированный в тяжелом состоянии из Ленинграда, он оказался сначала на Алтае, потом в Киргизии, работал в педагогическом училище, а затем в Учительском институте.

И снова с 1948 года — Ленинград, снова любимая работа в средней школе, снова десятки, сотни учеников; хотелось, применяя интереснейшие игровые методы, учить их по-настоящему знать русский язык; открывать им глубину и необъятность великих произведений литературы; совершать с ними бесконечные прогулки по Ленинграду, с тем, чтобы они знали свой город, — прогулки, похожие на те, которые проделывал когда-то с милыми сердцу шкидцами.

В конце 50-х годов Виктор Николаевич вышел на пенсию, но все равно жил деятельной жизнью: писал и печатался, составлял методические пособия для школ. И постоянно кого-нибудь опекал — особенно из тех, кому трудно давалась учеба.

Последней его подшефной была девочка, которая долго болела и отстала от класса. Виктор Николаевич ежедневно занимался с нею. Когда его ученица получила первую пятерку, он решил отметить это событие. Он поехал за билетами в панорамное кино, и по дороге обратно с ним случилось несчастье…

25 и 26 ноября 1982 года в Ленинграде состоялась конференция, посвященная столетию со дня рождения В. Н. Сороки-Росинского. На ней присутствовали бывшие шкидцы Мстислав Евгеньевич Вольфрам (Купец, Купа Купыч, диктатор Улигании) и Алексей Иванович Пантелеев (Ленька Пантелеев), ученики Виктора Николаевича разных поколений, коллеги, друзья, молодые учителя, студенты, учащиеся. С докладами и воспоминаниями выступали писатели, ученые, коллеги, ученики. Утром 26 ноября М. Е. Вольфрам провел участников конференции по зданию бывшей Шкиды (сейчас там филиал фабрики имени Володарского). Он волновался, показывая, где находились учебные комнаты, спальни, Белый зал, комнаты, в которых жил Виктор Николаевич. Он точно вернулся к тем временам, с благодарностью вспоминал Шкиду и ее бессменного президента. С проспекта Газа участники конференции отправились на Серафимовское кладбище и возложили цветы на могиле Сороки-Росинского.

Но может быть, самым впечатляющим был момент, когда вечером 25-го, в первый день конференции, бывшие шкидцы, а за ними весь зал стоя исполнили шкидский гимн, текст которого на мотив студенческой песни «Гаудеамус» сочинили когда-то вместе с Виктором Николаевичем два его воспитанника — Янкель и Цыган.

Мы из разных школ пришли,Чтобы здесь учиться.Братья, дружною семьейБудем же трудиться. . . . .Школа Достоевского,Будь нам мать родная,Научи, как надо житьДля родного края.Путь наш длинен и суров,Много предстоит трудов,Чтобы выйти в люди,Чтобы выйти в люди.

Издана (с небольшими сокращениями) книга В. Н. Сороки-Росинского «Школа Достоевского», готовятся к публикации его статьи и другие работы, имя его по праву входит в историю советской педагогики.

Глава 5

Звездный час Петьки Валета

Неправдой свет пройдешь, да назад не воротишься.

После «Республики Шкид» литературные пути соавторов разошлись, но дружба их продолжалась до конца жизни Белых.

Г. Белых потянули к себе воспоминания о прошлом — о себе и о своих сверстниках, детство которых совпало с временем революции и гражданской войны. Он написал увлекательную книгу «Дом веселых нищих» (книга была переиздана в 1965 году с предисловием Л. Пантелеева). Он собрал большой материал о революционном движении прядильщиков Петербурга и создал повесть «Холщовые передники».

В первых произведениях, написанных после «Республики Шкид», Пантелеев снова обратился к тому жизненному материалу, который ему был так хорошо знаком: к судьбе беспризорника. Много богатых впечатлений прибавили ему скитания харьковского периода, когда судьба снова сводила его с бездомными ребятами.

В рассказах «Карлушкин фокус», «Портрет», повести «Часы» писателя интересовала уже не масса ребят в целом, а один человек. Прошедший сам через суровые испытания, знающий по собственному опыту страшную изнанку судьбы беспризорника, Пантелеев подошел к более углубленному исследованию психологии, сознания отдельного мальчишки. В этих трех произведениях — в каждом по-своему — он более детально, чем в «Республике Шкид», показал, как высвобождался его герой из-под власти улицы, как менялось его представление о людях, о целях жизни, о собственном назначении на земле.

Работа оказалась новой, непростой, как будто все начиналось сначала. В «Карлушкином фокусе» как бы шла подготовка к следующему рассказу «Портрет», оба вместе стали своеобразной школой, трамплином к уже большому и законченному повествованию — к «Часам», одному из лучших произведений советской литературы 20-х годов.