Саймон Моррисон - Лина и Сергей Прокофьевы. История любви

У каждого из них, хотя об этом не говорилось, были отношения на стороне. Лина постепенно занимала центральное место в личной жизни Сергея, да и в его профессиональной карьере. Для Сергея две эти стороны жизни были неразделимы.

Лину и Сергея свел Сталь. Он приглашал Лину на Стейтен-Айленд каждые выходные в конце 1919 года, сетуя, что Сергею не хватает друзей-ровесников. Их объединила музыка. Лина делала успехи в пении, и Сталь намеревался уговорить ее спеть – впрочем, Янакопулос и Сергей только высмеяли бы девушку. Мать Лины была против того, чтобы дочь встречалась с Прокофьевым, подозревая молодого человека в неблаговидных намерениях. Сталь с Янакопулос жили на Prince’s Bay на южном берегу острова, рядом с Great Kills. В то время южный берег славился чистыми пляжами, превосходной развлекательной программой и знаменитыми пресноводными каналами, давшими название району – «килл» в переводе с голландского означает «канал».

Сергей, Лина и еще несколько гостей Сталя решили покататься на лодках в парке Wolfes Pond (Волчий пруд). Сергей врезался на своей лодке в лодку Лины, и та едва не перевернулась. Сергею были свойственны мальчишеские, инфантильные способы ухаживания. Похожую выходку он проделал на железнодорожной станции. При виде приближающего поезда подтолкнул Лину к краю платформы, тут же оттащил обратно и сказал: «Видишь, я спас твою жизнь!»[68]

«Новая поклонница»[69], как Сергей самоуверенно назвал Лину, показалась ему слишком заурядной, но Сталь заверил друга, что тот ошибается, и в подтверждение своих слов попросил Лину спеть одну из арий, которые она разучивала со своей матерью. Лина исполнила романс Антона Рубинштейна «Ночь». Как только она закончила первую строфу, не успев произвести впечатление на слушателей своим верхним до, Сергей прервал ее, заявив, что она испортила романс. Он предложил свой вариант исполнения и под собственный аккомпанемент запел тонким голосом, но не смог убедить Лину, что прав он, а не она. Ни один из них не признал правоты другого и не желал признаваться, что оба варианта имеют право на жизнь. Момент был безнадежно испорчен. Лина сочла Сергея грубым и сказала ему об этом. Он согласился, заявив, что не считает дерзость отрицательной чертой характера.

Сталь опять пригласил их к себе, но Лина отказалась. Она восхищалась Сергеем издалека, но он не нравился ей, когда был рядом. Но со временем она все-таки передумала, а Сергей стал вести себя лучше. Во время последующих визитов к Сталю был безупречно вежлив и, гуляя с Линой по лесу, развлекал разговорами на русском. Лина внимательно слушала его рассказы об учебе в Петербурге, о долгой и опасной поездке из России через Японию и Гавайи в Калифорнию. Он с отчаянием в голосе говорил о матери, выражая надежду, что ей удастся выехать из России или хотя бы покинуть зоны боевых действий между красными и белыми. Леденящие кровь подробности испытаний, выпавших на долю Марии Прокофьевой, Лина узнала гораздо позже.

В тот ноябрьский день Сергей и Лина вместе убирали сад, располагавшийся за большим домом Сталя: опавшие листья сгребали в кучу, а потом разожгли костер. У кого-то была камера. На одной из фотографий запечатлен композитор в темной одежде. Разыгрывая сцену из вагнеровской «Валькирии», Сергей застыл на фоне дымящегося костра, опустив левую руку на голову Лины. Грабли в правой руке заменяли копье, а смеющаяся Лина исполняла роль спасенной воительницы. Но даже без фотографии Лина помнила этот ноябрьский день, и сцена во всех подробностях вставала перед ее мысленным взором. В романтических письмах Лина спрашивала Сергея на ломаном русском: «Видишь ли ты иногда этот cinema (фильм)?»[70]

Вернувшись на Манхэттен, Лина подробно рассказала матери о том, как провела день. Ольга, всегда с подозрением относившаяся к ухажерам дочери, решила, что у нее нет иного выхода, кроме как самой оценить Сергея, и пригласила его на обед. Сергей вел себя безупречно; он делал комплименты Ольге, с удовольствием слушал ее рассказы о России и делился своими историями. Он окончательно покорил ее, когда поделился тревогами о судьбе матери. Приглашения на обед следовали одно за другим, и Лина заставляла Сергея принимать их, чтобы соблюсти приличия. Отец Лины высказал свое мнение намного позже, после того как услышал музыку Прокофьева. «Девочка моя, – сказал Хуан дочери в конце жизни, – понимаешь ли ты, что вышла замуж за гения?» Однако перед свадьбой он попросил ее напомнить человеку, который просит ее руки, что она «воспитана, как и подобает молодой девушке»[71].

Ольга позволила дочери встречаться с Сергеем, но только у них дома и в ее присутствии. Лина нарушала запрет матери; иногда они с Сергеем ходили на прогулки, в ресторан или в театр. Когда у Сергея было свободное время, а Лина не могла с ним встретиться, он играл в бридж или в шахматы в Манхэттенском шахматном клубе на пересечении Бродвея и 71-й улицы. Кроме того, оба любили ходить в кино, предпочитая картины о любви, в которых непременно присутствовал конфликт между высшими и низшими классами. Перед сеансом показывали один или два комедийных скетча и выступал оркестр, в программе которого были классические произведения, такие как «Венгерская фантазия» и увертюра к опере «Вильгельм Телль». Лина не опасалась появляться с Сергеем в публичных местах, но в его гостиничные апартаменты идти боялась. Отель Calumet находился на Западной 57-й улице между 8-й и 9-й авеню – не самый престижный адрес. Район пользовался популярностью у художников, несмотря на то, что это место облюбовали куртизанки – а может, как раз по данной причине. Лина часто посмеивалась над обшарпанной обстановкой номера, но плата за него составляла всего 15 долларов в неделю вместе с сервисом – дешевле в Нью-Йорке было не найти. Комнаты были достаточно светлыми; в одной из них стояло взятое напрокат пианино.

Лина боялась приходить к Сергею одна. Он был не из тех, кто довольствовался романтическими встречами; у него не хватало терпения на обычные ухаживания. Сначала Лина приходила только тогда, когда у него были гости. Когда он, наконец, уговорил ее прийти одну, Лина купила вуаль, чтобы закрыть лицо. Но единственное, чего она добилась, – позабавила продавца. Как только дверь закрылась, и они с Сергеем остались одни, Лина разволновалась, стала отбиваться и говорить о девичьей чести. «Ты понимаешь, что делаешь?» – «Все так делают… ну, большинство». – «Но молодые девушки не должны этого делать» – «Они только говорят, что не должны»[72]. Переговоры прервались, когда Лина обнаружила, что прижата к столу, – к тому моменту ей уже не хотелось спорить.