Мэтью Бжезинский - Казино Москва: История о жадности и авантюрных приключениях на самой дикой границе капитализма

Впереди показался поворот и на встречной полосе – колонна автомобилей. Это была медленно двигающаяся процессия, около дюжины машин с широкими кузовами. Подъехав поближе, я увидел, что колонна состояла из старых темно-зеленых грузовиков, на полотняных чехлах которых меловой краской по трафарету были нанесены идентификационные номера. Некоторые грузовики буксировали платформы, скрипевшие под тяжестью боевых танков Т-72. Опознавательные надписи были на кириллице – колонна принадлежала Красной Армии.

Никогда раньше я не видел танки так близко, за тысячи миль от места основной дислокации советских вооруженных сил. Такие же танки, несущие на себе кроваво-красные знамена коммунизма, примерно полвека тому назад выгнали мою семью из Польши. По вине Советов мы, Бжезинские, оказались разбросанными по всей Северной Америке, и многие из моего поколения больше уже не говорят на языке предков.

Я непроизвольно помолился, чтобы с этой проходящей мимо советской колонной что-нибудь случилось. Я пожелал, чтобы у одной из машин лопнула шина, произошло столкновение и танки начали опрокидываться в кювет, круша все вокруг. Однако вместо этого я сам чуть не угодил в кювет. Во время своих заклинаний я отвлекся и едва не съехал с дороги. В последнюю секунду повернув руль, я сохранил большой, взятый напрокат «ситроен», но сердце мое продолжало учащенно биться. Чтобы успокоиться, я остановился у деревьев и закурил сигарету. Минут через десять, когда я все еще стоял, прислонившись к большому вязу, прямо позади меня со скрежетом затормозил советский грузовик для перевозки солдат. Его пневматические тормоза еще продолжали шипеть, выпуская воздух. Со страхом промелькнула мысль: как это им удалось узнать о моих пожеланиях?

Из кабины грузовика выпрыгнул и направился ко мне солдат в бежевой рабочей форме и черных сапогах с высокими трубчатыми голенищами.

– Говорите по-русски? – спросил он.

– Нет, я не русский, – ответил я, мысленно сочиняя требование позвонить в мое посольство.

Но русский и не собирался меня арестовывать. Он приставил ко рту два пальца и поднял брови, прося этим жестом закурить. Пока он неумело возился с зажигалкой, я не мог оторвать от него взгляда. Передо мной стоял персонифицированный враг, слуга ненавистной системы, которую меня с раннего детства учили бояться и не доверять ей. Он не выглядел как-то угрожающе. Невысокого роста, жилистый солдат-новобранец с изможденным и прыщеватым лицом, скорее, походил на недокормленного в детстве юношу, которому не исполнилось и двадцати лет. На мешковато сидящей форме, которая как будто досталась ему от более крупного старшего брата, виднелись пятна масла. Его волосы были подстрижены в тюремном стиле, и бледная кожа просвечивала через пшенично-белую щетку волос. Во всем облике солдата чувствовалась какая-то убогость, напоминающая персонажей романа Диккенса «Оливер Твист». Даже с изображенными на медной пряжке его ремня серпом и молотом этот мальчик казался скорее жертвой, чем воином-победителем. Я понял, что мне очень трудно его ненавидеть.

– Как тебя зовут? – медленно спросил я его по-польски, надеясь, что он поймет меня.

– Владимир, – после небольшой заминки застенчиво ответил он.

Некоторое время мы молча курили, не зная, о чем бы еще поговорить. Владимир похвалил мои джинсы «Левайс» и теннисные туфли «Найк», глядя голодными глазами на мою полосатую футболку и часы фирмы «Таг Хойер». Он скользнул взглядом по взятому напрокат автомобилю, задерживаясь на сочетаниях сглаженных и резких линий корпуса, и одобрительно кивнул. Я же все это время просто таращил на него глаза. Наконец Владимир поблагодарил меня за сигарету и направился к своему дряхлому армейскому грузовику.

– Эй! – окликнул его я. – Погоди, возьми еще пару на дорожку.

Дорожный указатель оповестил – до Польши 5 километров. Я нетерпеливо увеличил скорость, едва не ударившись о борт виляющего по дороге «траби», внебрачного отпрыска «фиата» и газонокосилки, рожденного в Восточной Германии. Желудок судорожно сжался. Я вырос в семье, где говорили по-польски, слушал различные истории. Однако мне предстояло теперь в первый раз самому увидеть свою отчизну.

Следующий дорожный указатель сообщил, что до границы осталось два километра. Дорога улучшилась, ее щебеночно-асфальтовое покрытие стало гладким и широким, как будто было нанесено большим черным фломастером. Оранжевые конусы отделили одну полосу на дороге, за ними рабочие-дорожники наносили продольные линии свежей краской. Немцы повышали качество дорог у границы и расширяли транспортную артерию, которую прежний режим затянул в давящий узел. Меня предупреждали о возможных задержках на польской границе, вызванных неприспособленностью дорог для больших транспортных потоков.

Я проехал один из притоков Одера – маленькую речку с грязными берегами, быстрое течение которой образовывало естественный барьер между Польшей и послевоенной Германией, что и дало название знаменитому договору.

Несколько мальчишек, безразличных и к истории, и ко всему происходящему вокруг, кроме воды, лизавшей их голые ноги, взмахивали бамбуковыми удочками над водоворотом изогнувшейся в сторону шоссе реки.

Сужение дороги возникло как бы ниоткуда. Еще секунду тому назад она была свободной и по обеим ее сторонам лениво шевелилась под ветром трава, и вдруг передо мной возникло целое море рассерженных красных тормозных огней. Волны тепла поднимались от работающих на холостом ходу двигателей сотен автомобилей.

Проходили минуты, затем часы, а колонна машин едва продвигалась вперед на несколько дюймов. Сотни машин имели маленькие черные регистрационные номерные знаки. Они крепились на старых и ветхих драндулетах вышедших из моды моделей, которые можно было встретить в журналах «Автомобиль и водитель» за 1968 год. Многие из них были не больше британского «остина мини» и низко сидели на дороге. Они были забиты пакетами и свертками различной величины, закрепленными веревками на крышах и втиснутыми на задние сидения. Казалось, автомобили вот-вот прогнутся под непосильной ношей. Картонные коробки с логотипами германских электронных компаний «Бош» и «Блаупункт» торчали из багажников, перевязанных потертыми веревками. Один древний «мерседес» был превращен в передвижной магазин по продаже тканей и одежды. Дюжины платьев из цветастой материи и спортивных курток ярких расцветок висели на самодельных вешалках, привязанных над задним сиденьем. Водитель, одетый в теплый желтый тренировочный костюм, изредка корчил недовольную гримасу, сверкая при этом золотыми коронками. Десятки машин буксировали платформы, на которых покоились бывшие в употреблении «ауди» и БМВ.