Егор Лосев - Резервисты

Я лег, отвернувшись к стенке, чтоб не приставали; сон не шел, в голове была полная пустота.

Через какое-то время я провалился в сон, и все повторилось по новой: круг света на столе, фотографии, «Динамо Киев». Я подскочил весь взмокший, в голове одна мысль: я убил Хаима! Не знаю, сколько я просидел в прострации, потом ввалилась смена караула, Мишаня и Зорик потащили меня в столовку, через несколько минут к нам присоединился забинтованный Габассо.

Ребята набросились на еду, мне же кусок в горло не лез. Со стола, где сидели офицеры, я чувствовал косые взгляды. Приходилось есть и делать вид, что все хорошо, я не хотел, чтобы меня отправили в тыл к психиатру.

— Я достал лекарство, — произнес Мишаня.

Мы с удивлением посмотрели на него.

— На улице, — сказал он и встал.

Все заинтриговано поднялись за ним. Мимо проходили два связиста.

— Видал, — тихонько сказал один другому, не замечая меня, — вчера дружка своего завалил, а сегодня обед наворачивает, как ни в чем не бывало!

В моей голове полыхнул взрыв ярости, тело как освобожденная пружина рванулось к связисту. Споткнувшись о чью-то ногу, я рухнул на Мишаню.

— Осторожно, — пробормотал Зорик, убирая ногу, — не споткнись!

Мишаня встряхнул меня как игрушку и поставил на землю. Перед глазами малость прояснилось. Мы вышли из бункера, пацаны запихнули меня в бронетранспортер и залезли следом. Мишаня достал бутылочку из под минеральной воды.

«А доктор-то, свой мужик оказался, в семидесятые годы из Минска приехал. Tебе привет передал, медицинский, девяностовосьмиградусный!» — Мишаня достал стаканчики и разлил спирт. Зорик разбавил водой из фляжки, Габассо, просто, в шоке, хлопал глазами.

— Ну, вы, русские, и психи, — проворчал он, понюхав бутылку. — Вы же не будите пить ЭТО!

И в ответ получил полный стаканчик. Мы молча выпили, не чокаясь, потом еще. Меня немного отпустило, накатил расслабон и горячая волна растопила лед внутри.

— Завтра прилетит новый мем-мем (командир взвода, ивр.) и следователь из МеЦаХа (следственный отдел военной полиции), — сказал Габассо, — Я у связистов подслушал.

— Та-а-ак! Доктор сказал, принимать перед сном, так что больные в койку, a с мем-мемом потом разберемся, — Мишаня разлил по стаканам остатки спирта.

Ночью кошмаров не было. Я спал как убитый. В полночь прилетел вертолет, привез провизию, газеты, следователя и нового взводного.

С десяти часов нас всех по очереди дергали к следователю. Я ответил на кучу его вопросов, а когда вышел в коридор, там уже собрался весь взвод. Мем-пей(комроты, ивр.) представил нам невысокого поджарого парня в погонах старшего лейтенанта.

— Знакомьтесь, это Эрез, ваш новый командир.

Эрез здоровался, с каждым из нас перебрасываясь парой фраз. Я заметил, что от его рукопожатия пацаны морщились: у израильтян не принято сильно жать руку. Мне же это нравится, я вечно таскал с собой резиновый мячик, так что меня ему было не удивить. Взводный подошел ко мне, взгляд светло-голубых глаз казался ледяным. От него веяло холодом, как из приоткрытого холодильника… в морге.

— Будем знакомы. — Руку зажал гидравлический пресс, но я держался, в его глазах вспыхнуло удивление.

— Очень приятно, — выдавил я с трудом и пресс с хрустом дожал мою руку.

— Знаю о том, что у вас произошло, со мной можете быть спокойны. — тиски на моей руке разжались, — Мы им еще порвем задницу! — сказал Эрез.

Я вгляделся в его глаза, но вместо намека на улыбку мне померещились ряды табличек с номерами на безымянном кладбище террористов в иорданской долине. Лейтенант отвернулся к Мишане.

— Серьезный парень! Только отмороженный какой-то! — прошептал мне Аюб.

— Еще посмотрим, — ответил я.

Эрез действительно оказался серьезным парнем, хотя и довольно странным, но эта война повлияла на всех нас по-разному.

Во-первых, он поселился у нас в казарме, а не в офицерской комнате на две койки. Во-вторых, он выбрал койку Хаима, и, в-третьих, Эрез мог часами лежать неподвижно с открытыми глазами, глядя в потолок. Если к нему обращались по делам, не связанным с его обязанностями, он мог просто не заметить. Кроме того, Эрез чувствовал каким-то седьмым чувством фугасы, мины и боевиков вообще.

Через несколько дней, взвод пылил, растянувшись в два ряда вдоль дороги делая «птихат цир». Уже больше часа мы тащились за саперами спотыкаясь об щебенку и глотая пыль разморенные майским солнцем. Дорога все время шла в гору, пот стекал из-под каски и щипал глаза, бронжилет, огромным горчичником прилип к телу. Мы устали, однако в любую секунду были готовы огрызнутся огнем. В ста метрах впереди дорога заворачивала, редкие кусты на обочине, ближе к повороту переходили в густые заросли. Эрез в нарушение всех инструкций шел рядом со следопытом. Вдруг они остановились, мы тоже послушно встали и опустились на одно колено. В воздухе повисла тишина, прерываемая лишь завыванием ветра. Эрез стоял прислушиваясь к чему-то. За его спиной, в недоумении застыл недавно вернувшийся из госпиталя Моше, теребя антенну рации. Саперы выдвинулись вперед и стали что-то изучать на обочине. Наконец Эрез шагнул вперед, жестом подозвав Аюба и Мишаню. Проходя мимо саперов он перебросился с ними парой слов, за тем все трое втянулись в заросли шагая след в след по едва заметной тропке. Минуты тянулись, падая каплями воды из плохо завинченного крана, но ничего не происходило. Зорик достал было фляжку, но почувствовав искрившее в воздухе напряжение сунул ее обратно в чехол и в этот момент, за поворотом ударили выстрелы. Четко грохнула Мишанина винтовка, пулеметная очередь почти совпала с ней и снова все стихло. Наконец саперы махнули нам и двинулись вперед. Сразу за поворотом, на обочине лежал боевик в новеньком камуфляже, все еще сжимая в руках винтовку. Голова его была разворочена пулей, на уцелевшей части лица зеленели разводы камуфляжной краски.

— Мда, — пробормотал Зорик, проходя мимо, — причина смерти типичная асфиксия!

Метрах в пятидесяти далее, около полузакопанного фугаса, лежало еще одно тело. Эрез стоял над ним, держа в руках трофейный АК 47. Отстегнув магазин, он клацнул затвором, выщелкивая патрон из ствола и аккуратно положил «калаш» на землю. Во всех его движениях чувствовалась какая-то ностальгия. Зорик тоже обратил внимание на то, каким взглядом лейтенант смотрел на АК. За обедом мы поговорили с Зориком, и пришли к выводу, что наш новый командир имел в прошлом отношение к морским коммандос, у них «калаш» — штатное оружие, вот он и загрустил. Через несколько лет я случайно встретил Эреза, и он подтвердил наши предположения.