Глеб Бакланов - Ветер военных лет

Конечно, может быть, современному читателю все это покажется наивным. Он ведь сильно вырос во всех отношениях за более чем тридцать лет, прошедшие со дня Победы. Но он потому и смог родиться, этот современный читатель, вырасти, жить при социализме, что миллионы наших советских людей, которых Фома Смыслов призывал отдать свою жизнь за Родину, пали смертью храбрых на полях сражений. И не просто отдали свои светлые жизни: враг жестоко расплачивался за кровь, пролитую советскими людьми. Помню, например, такой случай.

Перед нашим передним краем был подбит танк лейтенанта Александра Дрянова. Все, кроме командира, погибли. Лейтенант остался один в подбитом танке перед вражескими траншеями. Фашисты в буквальном смысле поливали свинцом подступы к танку и сам танк, не давая возможности Дрянову уйти живым. Пули, разрывные, зажигательные, трассирующие, пузырили пыльными куполочками землю. Фашисты через рупор предлагали лейтенанту сдаться, убеждали, что его положение безнадежно.

Ночью фашисты решили проверить, жив ли русский, и, если жив, постараться взять его в плен. Более десятка вражеских солдат под командой офицера поползли к танку. Не знаю, каким чувством — шестым, седьмым, десятым — ощутил их приближение в кромешной тьме мужественный лейтенант. Он подпустил противника на близкое расстояние и расстрелял атакующих из пулемета…

Два дня провел в танке лейтенант Дрянов. Два дня без воды и пищи, жестоко страдая от холода (это было в последних числах октября). На третью ночь нам удалось спасти героя.

Я видел, как провожали товарищи в последний путь отважного снайпера сержанта Герасимова. В подразделении его любили и уважали так, что молодые красноармейцы подражали даже его походке, жестам, манере щурить один глаз, как будто он постоянно прицеливается. А может, он действительно таким образом тренировал свой и без того зоркий глаз? Сержант Герасимов был охотником за фашистскими офицерами. На личном боевом счету Герасимова было 27 гитлеровцев. Сержант погиб, выполняя, нет, не выполняя, а выполнив ответственное задание командования. Я видел его товарищей, которые над могилой героя клялись отомстить за его смерть. И уже в тот же день на мой походный стол легли донесения, рассказывающие о том, как яростно дрались с немцами бойцы подразделения, в котором сражался за Родину, за твое счастье, сегодняшний читатель, сержант Герасимов.

Я уже упоминал фамилию мужественного пулеметчика Петракова. Имени его не помню. Не могу также, к сожалению, подробно рассказать о каком-либо отдельном подвиге Петракова. Отчасти потому, что несколько подводит память: как-никак с тех пор прошло много лет, а пребывание Петракова в нашей дивизии было не очень продолжительным. Но память повинна лишь отчасти.

Главное здесь в том, что мне трудно выделить в боевой деятельности Петракова что-нибудь одно, поскольку наиболее характерной особенностью его героизма была постоянная готовность держаться мужественно и стойко, сохранять трезвую голову и точный расчет.

Не обратить внимание на фамилию Петракова, не запомнить ее было невозможно. Она ежедневно упоминалась в донесениях: «…контратакующий противник был остановлен огнем пулемета Петракова…», «…группа бойцов, поддержанная пулеметным огнем Петракова…», «…огнем пулемета Петракова уничтожены…» и т. д.

Самым памятным был последний бой Петракова.

В очередном донесении командира подразделения, где служил пулеметчик, скупо рассказывалось о том, как отважный боец был тяжело ранен в неравном бою, как, истекая кровью, он защищал свой рубеж до тех пор, пока не подоспела подмога.

Я приказал Баранову:

— Узнайте, где сейчас Петраков и как он себя чувствует.

Через некоторое время Баранов доложил мне:

— Пулеметчик Петраков находится в медсанбате дивизии. Состояние удовлетворительное.

Командир представил пулеметчика к награде. Представление было веским, вполне обоснованным, и я, пользуясь своим правом награждать орденами и медалями, которое было дано и командирам дивизий Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 ноября 1942 года, подписал приказ о награждении Петракова орденом Красной Звезды.

На следующий день мы отправились в медсанбат, чтобы вручить ордена и медали раненым бойцам и командирам.

Наш медсанбат находился километрах в восемнадцати от линии фронта. Мы издали увидели несколько небольших хаток с поваленными палисадничками на краю неглубокой, плоской балочки, в который были разбиты палатки медсанбата.

Проезжая краем балки, можно было видеть всю его жизнь. Издали она казалась суетливой: сестры в белых халатах поспешно перебегали из одной палатки в другую; санитары, окликая ходячих раненых и друг друга, бегом тащили куда-то пустые носилки; из-за откинутых пологов палаток на мгновение появлялись утомленные врачи, обводили усталым взглядом кустики и невысокие деревца, которыми негусто поросла балка, и снова исчезали под вылинявшим за лето, исполосованным дождем брезентом. Между палаток сушилось больничное белье.

Все, кто подолгу бывал на фронте, знают, что за этой внешней суетливостью скрывается колоссальная, слаженная работа большого коллектива.

Огромную благодарность советских людей заслужили работники фронтовых медико-санитарных батальонов. Нет меры этой благодарности, как нет меры самоотверженному труду военных медиков в годы войны.

Мы приехали в наш медсанбат около полудня. Меня сразу проводили в палатку, где лежали раненые, которых в этот же день должны были эвакуировать в тыл.

Уже нырнув под полог, круглолицая сестра с узко прорезанными темными глазами неожиданно вынырнула обратно, так что я чуть не налетел на нее, оттеснила меня от входа и быстро-быстро зашептала:

— Я забыла вас предупредить. Петракову ампутировали ногу. Он очень переживает.

Мы вошли в палатку.

Лицо Петракова, повернутое к входу, было бледным и осунувшимся. Но глаза смотрели твердо. Это по-прежнему был боец Красной Армии, а не инвалид, оставшийся за бортом жизни.

Я торжественно и четко произнес формулу приказа о награждении и, вручая орден, добавил:

— Я горжусь, товарищ Петраков, тем, что вы сражались в нашей дивизии. Вы сделали все, что могли. И даже больше того. Мы отомстим за вас.

Бледные сухие губы Петракова почти не двигались, когда он тихо ответил:

— Спасибо. Да я и сам тоже сидеть сложа руки не буду… Спасибо.

Как я уже сказал, тяжелые бои, которые вели в течение сентября и в первой половине октября войска Сталинградского фронта, не изменили существенно положения Сталинграда. Его защитники по-прежнему дни и ночи отбивали яростные атаки врага. Верховное Главнокомандование тщательно изучало возможности Сталинградского фронта, изыскивая средства для помощи защитникам города.