Николай Борисов - Командир Т-34. На танке до Победы

Баку

В Бакинском госпитале была уже совсем другая обстановка. Военных врачей всего ничего: начальник госпиталя, начмед, замполит и начальники отделений, а остальные вольнонаемные. Почти все азербайджанцы.

Госпиталь располагался в здании школы на окраине города. Вроде хорошо, но оказалось не совсем. Оказывается, рядом стоял учебный танковый полк, и танки там ходили круглые сутки. При мне за два месяца ни одного дождя не выпало, и так жара стоит, а тут еще и пылища столбом. И не только над танкодромом, но и над всем этим районом. Дышать невозможно…

Но жарища одно, а как поднимается этот их ветер, тоже не слаще. Мелкий песочек летит параллельно земле, надо закрывать форточки, а ведь духотища такая, словно круглые сутки этот горячий воздух через тебя проходит. А на улице там не то что песок, даже небольшие камушки шевелятся. Так что в плане климата мне там совсем не понравилось.

Еще такой момент запомнился. На первых двух этажах лечились солдаты и сержанты, а на третьем все три палаты офицерские. В одной из них оказался начпрод, и как-то он заходит к нам: «Ребята, а ведь нас тут наши южные земляки обманывают. Недодают нам положенную офицерскую норму!» И начинает конкретно, с цифрами, он же всю выкладку наизусть знает, рассказывать. Прикинули, ясно, что не то.

Ну а дальше появляются активисты, из них выбирается группа ходячих и самых боевых ребят, и натравляют его на замполита. Бумагу написали, и все подписались. Замполит прочитал, а он, видимо, уже догадывался, но начинает юлить: «Понимаете, у нас тут оборудования не хватает…» Но понял, что тут просто так не выкрутишься, быстро доложил, и через два-три дня из штаба округа прибыла комиссия. Эти полковники шороху поддали, к нам пришли: «Да, обнаружены явные нарушения!» И быстро следует решение – начальство госпиталя заменить. Пообещали, что кого-то накажут, и решили, что в этом госпитале останутся только солдаты, а всех офицеров переведут в другой.

И перевели нас в бывшую психбольницу в пяти километрах от города. Солидные заборы кругом, и просто так оттуда не выскочишь. Зато палаты уже на два-четыре человека. В основном молодые, молодецки бесшабашные, настоящие патриоты – в общем, положительные ребята.

В госпитале, конечно, было скучновато. Благо, в обоих госпиталях, где я лежал, были библиотеки, поэтому многие занимались чтением. Особенно лежачие. А вот в карты не помню, чтоб играли. И никакие артисты нас не навещали. За всю войну я ни одной концертной бригады не видел ни разу. Ни в госпитале, ни на фронте. А вот кино пару раз в войну посмотрел.

Под самый конец моего пребывания в последнем госпитале в Баку пару раз выбрался в городской кинотеатр. Но какие фильмы смотрел, не вспомню. И когда в начале 45-го мы стояли на Сандомирском плацдарме, там в лесу нам два кино прокрутили. Вот там, кстати, ребята много в карты играли. Даже на деньги. Нам тогда как раз польские выдали. Но я в карты не играл, считал, что это никчемное дело. Как водку пить, так и в карты играть.

Но особенно бакинский госпиталь запомнился памятным знакомством.

Эмма

Старшей сестрой в нашем хирургическом отделении работала Эмма Борисовна Грановская. Очень внимательная и обходительная девушка. Несмотря на свой юный возраст, она знала, как надо работать. Во время обходов очень любезно расспрашивала, у кого какие жалобы и пожелания. И когда я появился, вдруг ни с того ни с сего садится ко мне на кровать и спрашивает, что, чего и как. Кто я такой, есть ли у меня просьбы или замечания и т. д. Так накоротке познакомились, а потом она стала каждый день с утра заходить и с Колечкой здоровалась персонально. Ребята, конечно, смеются: «А раньше-то она заходила раз-два в неделю…»

А когда я начал немножко ходить, стал тренироваться, накручивать с палочкой определенную дистанцию, она вдруг предлагает: «Если хотите, могу вас вывести в город. Посмотрите базар, набережную». И как-то после обеда мы с ней пошли.

На базаре, мне, конечно, многое в диковинку было. Какие-то гранаты, про которые я никогда и не слышал. Но больше всего меня поразило, что война в Баку почти не ощущалась. На рынок мы шли через парк имени Кирова, так там совсем не было ощущения войны. Совсем как в мирное время.

А в следующий выход пошли на набережную. По дороге она предложила:

– Может, искупаемся?

– Посмотрим по обстановке.

Вышли туда, а в тот день как раз ветер дул в сторону берега. Я как посмотрел:

– И в этом море вы купаетесь?! – Там все было покрыто нефтяной пленкой, черно все. – Если окунешься, ведь негром оттуда выйдешь…

Она смеется:

– Это просто неудачный день!

В общем, раза три она меня выводила в город.

А потом подошел конец моему лечению, и на военно-врачебной комиссии мне объявляют: «Вам на долечивание представляется двухнедельный отпуск». Я всего ожидал, но чтобы отпуск на родину, это словно манна небесная. Я и не помню от радости, как оттуда и вышел.

Наверняка это Эмма приложила руку, но об этом я догадался значительно позже. Ведь никому не давали. Всех ребят даже после тяжелых ранений сразу в части направляли. Никому ни фига, а я вдруг ухватил. Так что остается только поблагодарить ее теплыми словами.

Но вот тогда я ее никак не поблагодарил, не сообразил. Единственное, на рынке купил много фруктов, но себе оставил немного, ребят угостить, а все подарил ей. И пару раз нянечке заказывал купить цветы. Она заходит, а цветы стоят уже. Она смеется: «А цветы кому предназначены?» Я молчу, а ребята хохочут: «Ну а как вы думаете, Эммочка?»

А среди соседей не оказалось таких бывалых ребят, кто бы объяснил, что с девушками нужно обращаться понастойчивее. Все лишь подначивали: «Ну, Коля, ты чувствуешь?!» А сам я в этом плане тогда был совсем неопытный.

Когда уходил на войну, невесты у меня не было. Поскольку нас в классе было трое деревенских, а все девочки из поселка, то мы там вроде как чужие. 9-й класс еще туда-сюда, знакомились, притирались, но когда в 10-й пошли, мне сразу две понравились. Сегодня с одной пройдусь, завтра с другой, но никак не могу определиться. Одна вроде девочка красивая, но маленькая, худенькая. Вторая более статная, высокая, думаю, остановлюсь на ней. Галиной звали. Тут же с нами учился ее брат 25-го года, а она 26-го, просто родители вместе их в школу отдали. Брат ее в январе загудел, офицером стал, но вернулся живым. В общем, мы с ней встречались изредка, но даже попрощаться не удалось, настолько неожиданно меня призвали. Но стали переписываться.

И однажды в училище получаю от нее письмо: «Так ты, оказывается, не только мне пишешь, но и еще двоим…» А я тем девочкам просто по-дружески написал. Но у меня что-то настроение было плохое, и я своим красным командирским карандашом написал ей ответ. Что написал, не помню, но переписка сразу прекратилась.