Любите меня - Светлана Владимировна Демиденко

Утром мне звонят с работы:

–Ну, ты ещё не родила?

Я говорю:

–Если не сегодня, то дня через два точно рожу. Я видела такой красивый сон!

Через какое-то время звонит родственница Татьяна-мамина сестра:

–Свет, не называй ребёнка Вовой, мне такой сон плохой приснился. Не называй.

А мы меж собой, конечно, звали его Вовкой, как Папу.

Вечером часов в 11.00 у меня отошли воды. Мы вызвали скорую, меня тут же увезли в 4-ый роддом. Положили в огромную предродовую палату. Кто-то орал на одной кровати, медсёстры орали на неё. Другая бегала по палате, заявляла, что ей так легче и лежать она не может. Я делала, как учили в консультации: врачей, медсестёр лишний раз не дёргать, не орать, экономить силы для самих родов. Я дышала, как учили и на выдохе колотила кулаком в стену, лицом к которой лежала на кровати. Хотелось спать, а может я теряла сознание. Было больно, я стучала в стену, боль утихала, я засыпала. Никто ко мне не подходил, ничего спросить было не у кого- врачи, медсёстры носились с бешеной скоростью, наверное было много родов. Кричать я стеснялась, чтобы не ругались на меня. Другие орали, не церемонились, в ответ орали на них, но тем не менее занимались ими.

Уже под утро я, очнувшись, наконец-то увидела группу врачей возле соей кровати, обессиленная говорю им:

–Пожалуйста, сделайте мне кесарево. Я уже не могу! У меня нет больше сил!

–Ха! Чё захотела! Много вас таких желающих! Думают, что так запросто!-вякнула одна из медсестёр.

Дядька-врач:

–Да ты посмотри, у неё уже никакой реакции!

Другая руку запустила мне между ног:

–Срочно на стол!

И завертелось! Поставили мне в позвоночник какой-то укол, меня тут же вырвало чёрт- знает чем густым, в вовремя подставленную посудину. Затем помню только молодого парня-врача, который сидит на низенькой скамеечке возле стола, на котором я лежу и, качаясь из стороны в сторону, обхватив голову руками кричит:

–Неси «то-то»!

Медсестра рядом:

–Этого нет.

–Неси «это»!

–У нас этого нет.

–Неси плазму!

–Нет!

–Плазму неси, я сказал!

Побежала куда-то.

Затем очнулась в реанимации. Другая медсестра надо мной.

–Очнулась? Вот и хорошо.

–А я уже родила?

–Да

–А кого?

Та качнулась к моей руке, прочитала на бирке-клеёночке:

–Мальчик

–А где он? Мне его принесут?

–Пока нет. Он очень слабенький. И Вы ещё очень слабенькая.

Я уснула.

Проснулась, другой врач. Зав.отделением, как оказалось. Сказала мне, что произошло, много врачебной и непонятной для обычных людей терминологии. Я поняла суть. Мальчик умер. И прошло уже 2 дня после родов.

Описывать, как меня душили слёзы, а я от усталости не могла даже сотрясаться от своих слёз? Разве описать всё это, как в течение 10 дней мне через катетер постоянно вводили новую кровь, плазму? Как через катетер с дикой болью я ходила в подставленную под меня утку при чужих людях?

Я знаю, что в реанимацию никогда никого не пускают, только если дела совсем плохи. Ко мне пустили по очереди и маму, и Инну, и Сашу!

Саша целовал мне ладошки и умолял:

–Дёмонька! Не расстраивайся, у нас ещё будет ребёнок! Путенька, не плачь!

Инна мне через несколько лет только рассказала, что утром, придя в роддом, и узнав, что происходит, как плохи мои дела, что у мня отёк мозга, при котором почти никто не выживает, Саше стало плохо, и он упал в обморок. Мама постарела за этот час. Кто нам помог всё это пережить?

Через 10 дней из роддома меня увезли в другую больницу-нефрологическую, лечить почки, которые до сих пор у меня никогда не болели. Там я пролежала месяц, выписалась от-туда с каким-то скандалом, написала им жалобу на 5-ти листах в их книгу предложений, где кроме липовых благодарностей ничего не было.

В общем, Новый год 1997 мы встретили дома всей семьёй, но без ребёнка.

****

После рождения ребёнка мы с Сашей планировали пожениться. Конечно, Саша, как истинный джентльмен, не отказался от своих слов и даже обещал обвенчаться, чтобы закрепить всю серьёзность наших отношений.

Ещё лежа в ПИТе (палате интенсивной терапии) мы с Сашей обменивались письмами-записками, где я «благородно» отказывалась от Сашиных обещаний и любви, писала, что если он хочет, то может уходить, т.к. я не смогла сделать его счастливым. Ясное дело, я не хотела, чтобы он ушёл, но не предложить не могла.

От Саши, мамы и Инны у меня было столько записок и ответов на них, накопился целый мешок. После выхода из больницы я хотела перечитывать их и упиваться своим горем. Но мама и Инна перед выпиской меня из больницы сожгли все эти письма, в том числе нечаянно клеёнчатые бирочки, где было написано: «мальчик, 25 октября 1996г., вес такой-то (не помню, но небольшой).

У меня осталось одно только Сашино письмецо, такое ласковое, немного с юмором, чтобы поднять мне настроение. Я ношу его в кошельке постоянно, где лежат всевозможные молитвы на дорогу, на здоровье. Иногда я достаю эту записку, читаю, вспоминаю, как Саша трогательно ко мне относился и плачу.

Ребёнка мне не показали ни живого, ни мёртвого. Справку о смерти тоже почему-то не дали. Я посылала Сашу узнать, забрать ребёнка и подхоронить к папе, но он не поехал, и нам никто не сказал, не позвонил.

Саша хоть и мужчина, но ему это тоже было непросто сделать. На работе мне сказали, как сильно он плакал, когда позвонила моя мама и сказала, что ребёнка не будет (в глаза она побоялась ему сказать). Он нашёл 10 парней, которые вместе с ним сдали кровь для меня или для таких, как я.

Короче, Саша был идеальным спутником жизни для меня. Но он сильно скучал по родителям, сестре. Мечтал, чтобы они переехали из Ташкента в Новосибирск. Там начались какие-то притеснения русских, а здесь у них много родни, ведь они родились в этих местах.

Я убеждала Сашу, чтобы родители продали квартиру (а у них их было две- одна в г.Ахангаране, пригороде Ташкента- родительская и в центре города-сестры Галины), найдем, где жить, поможем. Я так хотела, чтобы мой Царевич был весел, не скучал, ни о чём не переживал.

Решили назначить день свадьбы и тем самым родителей подтолкнуть не переезд. Назначили на 24 сентября 1997г. Родители что-то не успевали. Они продали квартиру за какой-то бесценок, но больше там не