Полковник Магомед Джафаров - Коллектив авторов
Приказ о присяге Временному правительству вывел нас из состояния неопределенного ожидания и вернул к действительности.
Tолько тогда все начали думать, как быть, и реально начали осознавать значение революции.
После долгих размышлений и рассуждений пришли к мысли, что никому больше присягать не надо. Был царь, ему присягали. Нет теперь его, нет и данной присяги. Новых же обязательств никому не давать, а идти в Дагестан. Там в Дагестане видно будет, как поступить и кому присягать следует.
Таким образом, выход из создавшегося положения дагестанское офицерство нашло в решении добиться скорейшей отправки полка на Родину. Пока же… пока было решено употребить все усилия, чтобы сохранить порядок и дисциплину в полку, не дать ему разложиться, как это уже началось в других частях.
В основу дисциплины был положен принцип любезного и бережного отношения старших к младшим, доверие и подчинение младших старшим. Поэтому наше офицерство отнеслось сочувственно к идее полковых комитетов. Полковой комитет у нас был организован при содействии офицерства. По выборам из офицеров в него вошли Магомед Хандиев и я.
Следующим событием в полку, непосредственно вытекающим из первого решения, была смена командира полка. Командиром полка в это время был Хабаев. Независимо от его качеств как командира, в этот момент для всех было желательно иметь во главе полка дагестанца.
Была выставлена кандидатура князя Табасаранского Абдула бека. Однако против него были все всадники. Табасаранский был человек гордый, придирчивый и с всадниками обращался презрительно и грубо. После того, как эта кандидатура была отвергнута, все остановились на Нухе Тарковском, и он занял пост командира полка. Выбора собственно не было. Главную роль среди нашего офицерства в то время играл Нух, затем Арацханов Хаджи Мурад и немного Джалал Мусалаев.
Вторым полком командовал Амилахвари. О нем я ничего не знаю, ибо он был в Туземной бригаде, а наш кадровый полк входил в состав 3-й казачьей дивизии.
Главные борющиеся силы. Нажмуддин Гоцинский
Нажмуддин – сын Доного из сел. Гоцо, Андийского округа. Его отец был одним из видных наибов Шамиля. В народе о нем сохранилась память как о честном, стойком борце, оставшемся верным своему имаму до конца и даже много позже его пленения. Если царское правительство пощадило его и оставило ему его состояние, то только потому, что он был очень влиятельным человеком. Вероятно, он в свое время был самым почитаемым, влиятельным и известным человеком в аварских округах. Доного был также самым богатым человеком в этих районах. Богатство это, конечно, было собрано при Шамиле, когда Доного имел большую власть. Благодаря всему этому царское правительство относилось к нему почтительно. Он был русским наибом Аварского округа до своей смерти.
Слава, почет, богатство отца перешли к Нажмуддину. Он был воспитан в строго мюридической обстановке и получил серьезное арабское образование. Это образование придало ему еще больше значения и влияния. Не только дагестанские арабисты, но даже турецкий шейх Шарапуддин, широко известный своей ученостью и религиозностью, считался с его мнением.
По характеру Нажмуддин был человек гордый, заносчивый, но малоподвижный. После смерти его отца царское правительство, естественно, постаралось изъять Гоцинских из Аварских округов, тем более, что влияние Нажмуддина и в то время было очень значительно. Нажмуддин был назначен в Самурский округ участковым начальником, но он там из-за плохого знания русского языка и строптивости не смог удержаться и был уволен. Нажмуддин обиделся и с тех пор усвоил, по крайней мере, на словах, вызывающий оппозиционный тон по отношению к представителям власти.
Богатство и влияние обеспечивали ему независимое положение. Он сам любил похвастать своими столкновениями с губернатором. Постепенно за ним закрепилась слава человека, который никого, кроме Бога, не боится.
Главные борющиеся силы. Нажмуддин и революция
Нажмуддин, будучи очень богатым и очень крупным помещиком, все-таки сохранил связь с народными массами и хорошо знал их слабые и сильные стороны. Он был общественным деятелем. Он великолепно использовал оппозиционные настроения горцев и все столкновения с ними царского правительства в промежутке между революцией пятого и семнадцатого года. В народном сознании Нажмуддин был носителем традиций Шамиля, блюстителем веры, поборником за права народа.
Во время революции совершенно естественным путем у горцев сложилось мнение, что вместе с царским правительством должны уйти и все те дагестанцы, которые эту царскую власть обслуживали. Одинаково отрицательное отношение было как к чиновникам-дагестанцам, так и к офицерам.
Восстановление шариатской монархии Шамиля – вот как мыслилась массам горцев революционная свобода, и в этих условиях Нажмуддин сделался естественным центром, к которому было приковано внимание народа. Узун Хаджи просто уловил общее настроение и сориентировал его на пост имама.
Конечно, традиции шариатского государства Шамиля требовали уничтожения сословных привилегий и помещичьей собственности на землю. Массы горцев и даже муллы и кадии вовсе не думали отказываться от этого лозунга.
Но Нажмуддин как крупный помещик и крайне алчный человек не мог провести в жизнь эту экономическую основу шариатской монархии, что и погубило его самого и все движение.
Князья и беки, которые в жизни своей ничего не делали и привыкли чужими руками жар загребать, знали, что сами они не в состоянии бороться с революцией и сохранить свои привилегии. В то же время они видели, как влияние Нажмуддина в массах растет с каждым днем. И хотя они ненавидели и презирали Нажмуддина, но присоединились к нему, поддерживая его. Они знали, что он не сможет отказаться от своих земель и таким образом сохранит и их.
Главные борющиеся силы. Нажмуддин и дагестанская действительность
Нажмуддин был очень умным человеком. Конечно, кругозор его был не очень широк. Он не был европейски образованным человеком. Все же представление о том, что делается в мире вообще, он имел. Он очень аккуратно следил за тем, что делается, вне Дагестана по турецким газетам. Эти газеты, конечно, не могли внушить ему сомнений в прочности капиталистического, во всяком случае, частнособственнического мира. Поэтому, вероятно, он и сделал так много ошибок.
Что же касается Дагестана, то тут он хорошо
