Дмитрий Спирин - Тупой панк-рок для интеллектуалов
Тем временем, Ногу Свело были готовы записывать новый альбом. Парни много работали, парились над аранжировками, потихоньку начинали думать о духовой секции в составе банды. Все песни были суперскими, однако ничего не предвещало столь мощного взлета, который, как оказалось, уготовил им "Хару мамбуру".
Наив, записав и выпустив на виниле "Пива для Наива", собирались в европейский тур. Мы же по очереди косили от армии, и подумывали о том, что было бы неплохо заменить гитариста. Воробей перестал прогрессировать в последнее время, и его подача и манера уже не могли адекватно отражать новые петуховские песни. Однако со всем этим можно было смириться или же попытаться исправить. Было одно НО. Пит сильно сдружился с Русланом Ступиным, эти «старый» и «молодой» составили неразлучную парочку. Два гипер талантливых музыканта, им было интересно друг с другом, интереснее, чем с кем-либо еще. Денис к тому моменту стал практиковаться в игре на бас гитаре, заметно прогрессировал день ото дня, и много джэмовал с Русланом у того дома. По всей видимости, именно общаясь со Ступом, Пит начал обламываться от воробьевской игры. Так или иначе, в один момент Денис обозначил проблему, поставив вопрос крайне жестко: — "Мне нечего делать в одной группе с таким гитаристом".
Мы сделали выбор. Воробью пришлось покинуть группу. Вскоре после этого он ушел в армию (единственный из нас, он даже не пытался откосить), где попал в какие-то полументовские войска, что и определило род его дальнейших занятий.
После демобилизации Димон начал работать в милиции, и насколько я знаю, продолжает заниматься чем-то подобным по сей день. Я крайне редко вижу его, такие случаи можно пересчитать по пальцам. Я, к сожалению, очень мало знаю о его теперешней жизни.
Новым гитаристом стал первый же парень, приехавший на прослушивание. У нас были общие друзья, поэтому я сразу же вспомнил о нем. Парня звали тоже Дима, по фамилии Самхарадзе, и он оказался первым музыкантом в Четырех Тараканах, жившем не на Кутузовском. Димон был несколько странным челом, правда, поначалу это было не очень заметно. Например, мы долгое время не знали его настоящей фамилии. Он почему-то шифровал ее от нас, называясь Петровым.
Он был частью собственной бауманской тусы, на личном, не всегда нам понятном чувстве юмора и несколько чуждых приколах. Все это некоторое время не давало нам достичь полного взаимопонимания в группе. Однако гитаристом Димон был отменным, с мощной металлической подачей и профессиональной школой. Его музыкальные и гитарные пристрастия простирались на весь спектр хэви-музыки, от AC/DC и Cult до Metallica и Anthrax. Он играл четко, ровно, с мощной атакой.
С первого же дня в группе Дима начал подгонять материал, и наши новые песни приобрели абсолютно другое звучание. Теперь, в основе многих вещей лежала не гармония или кусок мелодии, а гитарный рифф, предложенный им.
Наш звук приобрел свежую окраску, структура песен изменилась, изменился подход к аранжировкам. Теперь все строилось на риффах. Пит придумывал мелодии, основываясь на них, ритмика так или иначе была к ним привязана. Намного позже, прочитав одну из биографий Metallica, я узнал, что они пользовались тем же принципом сочинения. Теперь, в качестве сопровождения к вокальным линиям использовалась не только игра квинтами, а обыгрыши с множеством обертонов, те же риффы, а иногда даже полные аккорды. Так были придуманы и записаны для демо песни "Farewell Majority", "One World — 2"(мелодия которой через 6 лет стала базой для песни "Военкомат"), "Please, Don't Come" (текст для нее был просто взят из песни "Home Sweet Home". Как видите, мы никогда особо не парились на лирику). Кроме них, для записи того демо были использованы полностью переаранжированные «Freedom» и "Time has Passed", а также кавер-версия песни Ramones "Crummy Stuff" из альбома 86-го года "Animal boy". Из «Freedom» были выброшены на хуй весь глэмовый хлам и акустическое вступление, зато добавлено героическое хард-н-хэви соло. "Time has Passed" приобрела прямой барабанный бит, без всех этих грандж выкрутасов (о Nirvana к весне 93-го забыли почти все, зато слишком многие вспомнили о ней еще через год), и в песне, наконец, все встало на свои места. В 97- ом году это демо вошло в альбом "Краткое содержание предыдущих серий", а пока мы распространяли его как сторону «B» на нашей новой DIY кассете. Мы решили, что весь альбом "Duty Free songs" уже не может в полной мере представлять группу, поэтому выкинули из него часть вещей (преимущественно старый, ленинский стафф), а остатки закатывали на сторону «А». Таким образом, обе стороны нашего продукта начинались с одной и той же вещи, «Freedom», только в разных версиях. Название этот гибрид получил весьма для нас (или о нас) в тот момент «говорящее» — "Drug Free Youth", причем мы по незнанию считали, что расхожая эта фраза переводится как "Наркотики. Свободная молодежь". Магическим образом решился вопрос с добыванием чистых кассет для производства копий. Помогло удивительное происшествие, в котором я принимал непосредственное участие.
Двигаясь как- то днем по двору, я увидел странную детскую суету у помойки. Вся мелкая туса возилась около черного кожаного «дипломата» с явным намерением его открыть. Я отбил чемодан у братвы и притаранил его к Рубану, где мы совместно его вскрыли. Внутри кейса не нашлось ничего интересного или ценного (по всей видимости, кто-то в нем дотошно покопался до нас), однако мы смогли вычислить предполагаемого владельца. Владелец немыслимо взбодрился от нашего звонка, и забил стрелу. На стреле оказалось, что хозяин предмета какой-то КаГеБешник, которого то ли киданули, то ли просто ограбили. После долгих расспросов о наличии в кейсе в момент его находки тех или иных вещей, дядя отслюнил нам достаточно прайса для закупки целого ящика (250 штук!) кассет российского производства. Рубан сделал новую обложку, в два раза длиннее прежней, и ксерокс заработал с удвоенной силой. Наркотема к тому моменту встала в полный рост. Все последние месяцы мы ежедневно курили хэш, без остановки. Представить себя, вышедшего из дома без «пятки» на кармане уже было невозможно. Курила вся туса, все окружение. У нас был свой дилер, таджик по имени Фарух, который подгонял невиданный по тем временам стафф — «красные» афганские шишки. Его трава была по настоящему убийственной, никто из нас или наших друзей не пробовал до его появления ничего подобного. Помню, когда Фарух впервые раскурил меня ею, со мной случилась натуральная истерика. Я умирал и оживал, задыхался от смеха и холодел от страха, сердце останавливалось и принималось выпрыгивать наружу, от полного обессушивания гортани язык не поворачивался и я был уверен, что уже никогда не смогу разговаривать как все люди. Фаруховская трава, после первой пробы действовала на всех одинаково. Все описанные мною ощущения длились очень долго, так долго, как не держит ни один другой хэш. Около 8-ми часов я пребывал под сильнейшим воздействием каннабиола, терял ориентацию, способность связно разговаривать, координировать движения и контролировать себя. На определенном этапе это состояние даже начинало утомлять, и люди пытались снять нахлобучку традиционными способами "облома кайфа", типа воды и еды, однако хитрые шишки лишь активизировались от этого, и отпускать не желали. Некоторые наши юные подружки, делая первую в их жизни цапку «фаруха», тут же падали без чувств, и нам приходилось, преодолевая немыслимые измены вызывать им «скорые». Когда Фарух, внеся в нашу жизнь такие кардинальные перемены, умотал к себе в Душанбе, все сразу поняли, на какой здоровый крюк он нас подцепил. Весь московский стафф, который мы могли найти, более не торкал. Любая, самая дорогая трава доступная нам не вставляла, и даже не могла пытаться бороться с тем, что открыл нам Фарух. И не только мы подсели. Пока Фарух был здесь, весть о "чуде с Кутузовского" разнеслась по городу, и вот уже около подвала (Фаха не решался запаливать свою хату, поэтому выходил на встречу со страждущими к нашей базе), днем и ночью тусовал народ. Все давыдковские плотно сели на это дело, огромное количество пришлых, едва знакомых нам челов также постоянно ошивалось неподалеку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});