Алексий II - Александр Юрьевич Сегень
Спасать людей и молиться о «золотом времени» — вот что было борьбой для таких священников, как отец Михаил Ридигер, на оккупированных землях. Сотни спасённых жизней — вот их подвиг. Победа России — вот награда за их молитвы!
Отец Валерий Поведовский исповедовался в концлагере Пылькюля у отца Михаила, и тот ходатайствовал за него. Добиться его освобождения долго не удавалось — отец Валерий открыто выражал своё негодование по поводу плохого обращения с пленными в концлагере, ругал немцев за их расправы над евреями. Лишь в конце 1942 года немецкое начальство выпустило его, причём отцу Михаилу было заявлено, что если отец Валерий впредь будет высказываться против действий гитлеровцев, то арестуют и его вместе с ним. Таким образом, отец Михаил становился заложником, но он не моргнув глазом пошёл на это. Вместе с отцом Валерием были выпущены его дети и супруга. Все они нашли приют при церкви Святителя Николая, где отец Валерий стал ещё одним священником.
Освобождённых нужно было одевать, поскольку в лагерях их одежда превращалась в лохмотья, и первое время кормить, покуда они не смогут как-то зарабатывать себе на пропитание. И это при том, что сами эстонские православные священники жили бедно. Отношение немецких властей к Православию лишь в первый год оставалось более или менее снисходительным. Войдя в Таллин, гитлеровцы первым делом разрешили колокольный звон, запрещённый большевиками, возобновили работу духовных учебных заведений. Но уже в 1941 году они закрыли таллинский собор Александра Невского, и все годы оккупации сохранялась угроза уничтожения этого храма.
— В своей газете «Ээсти сына» националисты злорадно писали: в стенах храма появились трещины. Будто бы это свидетельствовало об опасности пребывания в соборе людей и о страшной угрозе в случае его разрушения для окружающей застройки Вышгорода. Это обстоятельство должно было подвести власти к единственному выводу: собор надо сносить. Но Господь миловал, сделать это не удалось, — вспоминал Святейший.
После победы под Сталинградом и на Курской дуге всё чаще стали тайком поговаривать о том, что скоро фашистов из Прибалтики погонят прочь. А весной 1944 года война вновь вернулась в страну ливов. В ночь с 9 на 10 мая советская авиация совершила мощный авианалёт на Таллин — 280 бомбардировщиков всю ночь ревели в небе, сбросили около двух тысяч фугасных и около полутора тысяч зажигательных бомб. Погибло множество мирных жителей, как эстонцев, так и русских. Это наша общая трагедия. Фактически бомбардировка не имела смысла — основные военные действия разворачивались на немецкой линии обороны «Танненберг» в 20 километрах западнее Нарвы, а в самом Таллине немцев было не так уж и много. Бомбы взрывались не только в центре города, но и в пригородах.
И вновь «совпадение» — Ридигеры тоже могли погибнуть, но именно в ту ночь они находились не в Таллине, словно Господь вывел их оттуда, как ветхозаветного Лота. Одна из бомб взорвалась во дворе их дома, осколком убило соседку. А могло убить их, окажись они у себя.
— По-моему, война — это самое противоестественное, что есть на свете. Я был мальчишкой в те годы и, может быть, далеко не всю трагичность нашего положения тогда понимал... Но в одном убедился твёрдо: даже в самых, казалось бы, критических ситуациях Всемилостивейший Господь неизменно оказывал нашей семье Своё покровительство.
Глава четвёртая
СЕМИНАРИСТ АЛЕКСЕЙ РИДИГЕР.
1945—1949
Бои за Эстонию продолжались всё лето. 22 сентября 1944 года советские войска вошли в Таллин. Толпы людей покидали город, опасаясь репрессий. Ридигеры твёрдо решили никуда не уходить:
— Родители, конечно, понимали, что через день-другой советская власть вновь установит здесь свои порядки, и вполне было возможно, что нас арестуют или отправят куда-нибудь на поселение в Сибирь. Однако общение с соотечественниками в немецких лагерях, их рассказы о перенесённых гонениях на советской родине за истинную христианскую веру, их незыблемые стойкость и мужество настолько поразили моего отца, что он твёрдо решил — никуда от судьбы более не бежать, а принять то, что пошлёт нам Господь, с достоинством и смирением.
И вновь горькая чаша миновала их. А ведь после освобождения Эстонии от немцев по обвинению в сотрудничестве с гитлеровцами были репрессированы тысячи людей, в том числе и священнослужители.
Осенью 1944 года Алексей Ридигер не только ходил в школу, но уже стал церковнослужителем — старшим иподиаконом у архиепископа Нарвского Павла (Дмитровского). Это ещё не священный сан, а некое промежуточное звено между церковнослужителями из мирян и священниками. Иподиакон носит стихарь и одну из принадлежностей диаконского сана — орарь, который надевается крестообразно через оба плеча и символизирует ангельские крыла. Обычно иподиакон получает благословение священника и служит при архиерее во время его священнодействий, носит перед ним, когда полагается, трикирий, дикирий и рипиды, подстилает орлец, омывает ему руки, подносит «Чиновник» архиерейского богослужения, облачает и совершает некоторые другие действия. По благословению служащего архиерея иподиакон может во время богослужения прикасаться к престолу и жертвеннику и в определённых случаях входить в алтарь через Царские врата.
Кроме Алексея иподиаконом при владыке Павле служил освобождённый Ридигерами из концлагеря Василий Ермаков. Он тогда работал на частной фабрике, а когда советские войска освободили Эстонию, Василия мобилизовали и направили в штаб Балтийского флота. В 1945 году вместе с сестрой он возвратится в родной город, в дальнейшем станет священником, окончит дни свои протоиереем в одном из храмов Санкт-Петербурга.
Нарвский архиепископ, как единственный оставшийся в Эстонии канонический иерарх, временно возглавил епархию и переехал в Таллин. Ему было за семьдесят, но он сохранял бодрость духа и деятельно занялся восстановлением православной жизни. В марте 1945 года владыка Павел поручил своему шестнадцатилетнему старшему иподиакону готовить Александро-Невский кафедральный собор к возобновлению богослужений. Закрытый по приказу немецкого коменданта Лицмана, главный храм Таллина три с половиной года бездействовал.
— Пришлось немало потрудиться и физически, и головой, но с этим послушанием я с Божией помощью справился. Буквально через месяц Александро-Невский собор снова занял подобающее место и стал средоточием церковной жизни нашей епархии. Первое богослужение состоялось на Пасху — этот день пришёлся на 6 мая (23 апреля по церковному календарю). Моя мама была просто счастлива: после выполнения
