Есенин, его жёны и одалиски - Павел Федорович Николаев
С этой болью я будто моложе,
И хоть снова записки пиши.
Рад послушать я песню былую,
Но не лай ты! Не лай! Не лай!
Хочешь, пёс, я тебя поцелую
За пробуженный в сердце май?
Поцелую, прижмусь к тебе телом
И, как друга, введу тебя в дом…
Да, мне нравилась девушка в белом,
Но теперь я люблю в голубом.
1924
«В захвате всегда есть скорость…»
В захвате всегда есть скорость:
«Даёшь! Разберём потом!»
Весь хутор забрали в волость
С хозяйками и со скотом.
А мельник…
Мой старый мельник
Хозяек привёз к себе,
Заставил меня, бездельник,
В чужой ковыряться судьбе.
И снова нахлынуло что-то…
Тогда я всю ночь напролёт
Смотрел на скривлённый заботой
Красивый и чувственный рот.
Я помню –
Она говорила:
«Простите… Была не права…
Я мужа безумно любила.
Как вспомню… болит голова…
Но вас
Оскорбила случайно…
Жестокость была мой суд…
Была в том печальная тайна,
Что страстью преступной зовут.
Конечно,
До этой осени
Я знала б счастливую быль…
Потом бы меня вы бросили,
Как выпитую бутыль…
Поэтому было не надо…
Ни встреч… ни вобще продолжать.
Тем более с старыми взглядами
Могла я обидеть мать».
Но я перевёл на другое,
Уставясь в её глаза,
И тело её тугое
Немного качнулось назад.
«Скажите,
Вам больно, Анна,
За ваш хуторской разор?»
Но как-то печально и странно
Она опустила свой взор…
«Смотрите…
Уже светает.
Заря как пожар на снегу…
Мне что-то напоминает…
Но что?..
Я понять не могу…
Ах!.. Да…
Это было в детстве…
Другой… Не осенний рассвет…
Мы с вами сидели вместе…
Нам по шестнадцать лет…»
«Анна Снегина», январь 1925
Поэма «Анна Снегина» автобиографична. Время действия в ней 1917–1918 годы, то есть период двух революций и коренной ломки в деревне. Но в поэме они даны вторым планом. Главное в ней – отношения поэта Сергея и наследницы имения Анны Снегиной. Они проходят на фоне ностальгических воспоминаний об их юности и сожаления о том, что былого, увы, не вернуть.
Сергей – это, конечно, сам Есенин, а Анна – Лидия Кашина, женщина в белом. Для поэта – она олицетворение душевной чистоты, осиявшей весь его жизненный путь. Память об этой женщине Сергей Александрович сохранял всю жизнь и при работе над поэмой в дымке ушедшего времени видел Лидию Кашину – мечту юности и ностальгическую грусть зрелости.
Глава 2. «Самое главное в её жизни»
Второй брак. 1917 год Есенин встретил в Царском Селе. В начале января он присутствовал на богослужении в Фёдоровском Государевом соборе. 19 февраля в трапезной Фёдоровского городка читал стихи для членов Общества возрождения художественной Руси. На торжественный завтрак Д.Н. Ломан пригласил более ста высокопоставленных царедворцев.
Дмитрий Николаевич всё надеялся, что поэт передумает и напишет что-то, восхваляющее царя. Не добившись этого, Ломан 22 февраля дал предписание Есенину выехать в Могилёв для продолжения службы во 2-м батальоне Собственного Его Императорского Величества сводного пехотного полка. Но 27 февраля грянула революция, и Сергей Александрович, по его собственному признанию, бежал с фронта.
Я бросил мою винтовку,
Купил себе «липу», и вот
С такою-то подготовкой
Я встретил 17-й год.
«Анна Снегина»
Через две недели после революции Сергей Александрович был уже в Петрограде, где случайно столкнулся с Рюриком Ивневым. Последний вспоминал:
«Был снежный и ветреный день. Вдали от центра города, на углу двух пересекающихся улиц, я неожиданно встретил Есенина с тремя, как они себя именовали, “крестьянскими поэтами”: Николаем Клюевым, Петром Орешиным и Сергеем Клычковым. Они шли вразвалку и, несмотря на густо валивший снег, в пальто нараспашку, в каком-то особенном возбуждении, размахивая руками, похожие на возвращающихся с гулянки деревенских парней.
С. Есенин и А. Ганин
Сначала я думал, они пьяны, но после первых же слов убедился, что возбуждение это носит иной характер. Первым ко мне подошёл Орешин. Лицо его было тёмным и злобным. Я его никогда таким не видел.
– Что, не нравится тебе, что ли?
Клюев, с которым у нас были дружеские отношения, добавил:
– Наше времечко пришло.
Не понимая, в чём дело, я взглянул на Есенина, стоявшего в стороне. Он подошёл и стал около меня. Глаза его щурились и улыбались. Однако он не останавливал ни Клюева, ни Орешина, ни злобно одобрявшего их нападки Клычкова. Он только незаметно для них просунул свою руку в карман моей шубы и крепко сжал мои пальцы, продолжая хитро улыбаться.
Мы простояли несколько секунд, потоптавшись на месте, и молча разошлись в разные стороны».
Озлобленность вчерашних друзей удивила Ивнева, и, вновь встретившись через несколько дней с Есениным, он потребовал объяснений. Сергей Александрович махнул рукой и, засмеявшись, спросил:
– А ты испугался?
– Да, испугался, но только за тебя.
– Ишь как поворачиваешь дело.
– Тут нечего поворачивать. Меня испугало то, что тебя как будто подменили.
– Не обращай внимания. Это всё Клюев. Он внушил нам, что теперь настало «крестьянское царство» и что с дворянчиками нам не по пути. Видишь ли, это он всех городских поэтов называет дворянчиками.
– Уж не мнит ли он себя новым Пугачёвым?
– Кто его знает, у него всё так перекручено, что сам чёрт ногу сломит. А Клычков и Орешин просто дурака валяли.
За две недели, прошедшие со дня свержения самодержавия, определиться с курсом Временного правительства было трудно, и пока он подыгрывал Клюеву, руководствуясь принципом не лезть на рожон…
17 марта Есенин был направлен Государственной думой в распоряжение Воинской комиссии, которая определила его в школу прапорщиков, но воинские лавры не прельщали поэта:
Тогда над страною калифствовал
Керенский на белом коне.
Война «до конца», «до победы».
И ту же сермяжную рать
Прохвосты и дармоеды
Сгоняли на фронт умирать.
Но
