Из ада в рай – Божий промысел. Книга 1 - Анна Дмитриевна Степанова
Вдруг серебристый занавес упал.
Что это, зрительный обман?
Нет, это жестокий враг
Пленных на расправу гнал.
В загон, где был рогатый скот,
Парней, мужей фашист ведёт.
Горючей жидкостью загон облит,
И вот уж из живых людей костёр горит,
Неистово, многоголосо пламя кричит.
Я плакала. Мама взяла меня на руки и быстро почти бегом вернулась в лес.
И снова путаник великий лес,
Приют для сказочных чудес.
Не сразу разберёшь, куда идёшь,
Не ведаешь, где что найдёшь.
Мох, слякоть, рухляди кругом.
Переступает мать с трудом,
А слёзы по щекам бегут ручьём.
«Не плачь, родная мамочка, -
Дочь тихо, нежно говорит, -
Придёт отец, он командир,
И немцев скоро победит».
«О, доченька, сил моих нет!»
Тускнеет яркий солнца свет,
Прохладой веет уж ночной.
Поляна вот с душистою травой -
Не мягкая постель, но нет другой.
Мать дочку телом всем накрыла,
Сама в изнеможении заснула.
Прошла в лесу и эта ночь.
Видит – слабеет маленькая дочь,
Но чем ей бедненькой помочь?
Чем покормить ребёнка своего?
Не ела ничего она давно.
Лесной там ручеёк с прозрачною водой -
«Попей немножко и глаза открой,
Ягодка тут земляничка.
Как исхудало твоё личко.
Что делать? Весь обед.
Ничего съедобного здесь нет».
«Снова между деревьями сновали,
Куда идти, не знали сами.
«Сил уж больше нет,
Перед глазами помутился свет.
Уходит из-под ног земля.
Ужель могила здесь моя?»
Кто-то толкнул рукою мать.
Подумала: «Сейчас будут стрелять».
Зажмурилась и закричала,
А это помощь к ней пришла.
Как в сказке два богатыря
Живой водой нас напоили
И вкусным хлебом накормили.
Кусочек хлеба, в те то дни,
Насущный, не было тебе цены.
Тобой, кусочек, увядающие жизни
Наши были спасены.
В кладовой моей памяти сохранился образ дяди Миши. Кем были эти двое мужчин, я не знаю, скорее всего разведчиками. Они быстро развели маленький костёр, согрели чай, угостили нас чаем с сахаром, с хлебом и ещё какими-то консервами. Мы ожили. Посовещавшись, наши спасители решили: один пойдёт, куда им нужно, а дядя Миша проведёт нас к машинам, которые подбирали беженцев и эвакуировали в направлении Минска. Дядя Миша достал карту и показал пальцем: вот тут недалеко должны быть машины. Он достал из полевой сумки полотенце, завернул меня, взял на руки и прижал к себе, чтобы согреть. Я почувствовала, как будто на руках у папы – так тепло и так приятно.
– Папочка, я люблю тебя, не оставляй нас. Без тебя так страшно!
Дядя Миша услышал мои слова, поцеловал меня, как папа, и сказал:
– Спи, Аннушка, всё будет хорошо.
Я подчинилась, моментально уснула. Проснулась возле машин. Была уже ночь. Дядя Миша передал меня на руки маме. Дал нам кусочек хлеба и фляжку с водой и быстро скрылся во тьме.
Фляжка до сих пор хранится как память о дяде Мише. Машины для маскировки по бортам украсили ветками. Они должны были пробираться на Восток через Минск в Смоленск. А что же нас там ожидало? Лучше всего обратиться к военной хронике.
«На Минском направлении немецкая 7-я танковая дивизия 39-го мот. корпуса по шоссе Вильнюс-Молодечно почти без боя прорвалась к Минску; ее передовой отряд занял Вилейку. Наступавшая со стороны Ошмян немецкая 12-я танковая дивизия 57-го мот корпуса заняла Воложин. Советская 50-я стрелковая дивизия, усиленная сводным отрядом 5-й танковой дивизии, контратаковала 12-ю танковую дивизию, но была отбита (Гот упоминал о больших потерях с немецкой стороны)».
Ночью наш обоз продвигался по лесным просекам спокойно. Прижавшись друг к другу, все согрелись и спали. Выбрались из лесу, и снова грохот танков, гул самолётов. Шофёр свернул на узкую просёлочную дорогу. Объехать Минск невозможно. Немцы наступали окружными путями.
Подъезжаем к Минску. Город горит. Грохот фашистских самолётов сотрясает воздух. Каким-то чудом наш грузовик, маневрируя улочками-переулочками, вобрался из города и присоединился к потоку беженцев по дороге Минск-Смоленск. Кто на подводах, кто на машинах, а кто и просто пешком – нескончаемый поток беженцев устремился на Восток. Но и здесь время от времени вражеские самолёты поливали огнём. Только заслышится гул фашистских стервятников, машина останавливалась, все быстро в рассыпную по полю. После налёта многие оставались лежать навсегда. Те, кто остался в живых, если рядом близкий человек убит или ранен, не могли отойти от него. Проклятье, крики, плач и снова в путь.
Когда я смотрю военную хронику, я вижу мою маму и себя в этой толпе. Хочется обратить внимание на детей военного времени. Детство – это такая пора, когда тебя лелеют, капризничать, что-то просить вполне естественно. Посмотрите на двух-трёхлетних малышей военного времени. Не то чтобы капризничать, голодные, но не просят есть. Мама говорила, что я никогда не просила ничего, возможно только пить. А глаза – это глаза не ребёнка, а мудреца. В них немой вопрос: «За что мне такое мучение?» Я думаю очень полезно было бы вершителям судеб просматривать военную хронику и всматриваться в глаза детей. У целого поколения на огромных просторах Советского Союза и в других странах, где шла война, отобрали детство.
Через какое-то время мы добрались до Смоленска. Там ещё был мир. Со всех сторон толпились люди, чтобы помочь беженцам. На нас обратила внимание молодая женщина Александра Петровна. Она взяла меня на руки и заплакала.
– Как же можно, такая маленькая, совсем раздетая и босяком? Ножки-то все исцарапаны, в ранах. Пойдём скорей домой.
Дома были её мама, трёхлетняя дочь и старший сын. Бабушка, увидев нас, запричитала:
– Боже милостивый! Да что это творится! Откуда такая напасть на нас?
– Буде причитать, мама, давай их быстро в ванну.
Накупали нас, накормили и спать уложили. Александра Петровна побежала на вокзал узнать, как нам добраться в Анапу. Очень скоро вернулась:
– Вот – билеты, через три часа поезд, нужно собираться.
Нас одели, обули, дали сумку с продуктами и провели на вокзал. Мама, естественно, рассказала всю нашу историю и посоветовала:
– Уезжайте поскорее, немец движется сюда, неровен час и здесь будет. Чтобы не застал вас врасплох, собирайтесь заранее. Господи, прибудь с ними, будь им защитником от фашистских злодюг. Своею милостью сохрани, помилуй и отблагодари цых людей за их доброту.
И мама, и Александра Петровна плакали, прощаясь навсегда. Как сложилась судьба этой семьи мы не знаем. Хочется верить, что они выжили, не испытав тех мучений, которые выпали на нашу долю.
В Анапу мы доехали благополучно. Я об этом путешествии ничего не помню абсолютно. Очевидно, запоминались события, которые вызывали сверхсильные раздражения головного
