Владимир Костенко - На «Орле» в Цусиме: Воспоминания участника русско-японской войны на море в 1904–1905 гг.

Бегут часы, и уже недалек утренний рассвет. Безветренно, лишь издалека идет небольшая зыбь, покачивая наши корабли. Тьма ночи еще усиливается облачностью неба и мглой на горизонте. Ночь проходит без событий. На рассвете справа из утреннего тумана вынырнул белый пароход, сблизившийся с нашими хвостовыми судами, но, обнаружив эскадру, шарахнулся от нее и скоро потонул в тумане. Наши крейсера не преследовали его. Мы настолько близко к входу в пролив, что теперь уже поздно скрываться[19].

Под утро я спустился в каюту привести в порядок свои последние записи. Ко мне тихо постучали в дверь. Вошел мой друг баталер Новиков. Ему хочется спросить, что предстоит нам, какова будет наша участь и для чего нужна наша жертва, что принесет она России. Эти роковые вопросы застыли в его правдивых глазах. Они гнетут его и требуют ответа.

Да, эта жертва нужна и неизбежна, но это будет последняя тяжкая гекатомба на алтарь войны, уплата за вековое рабство нашей страны. И гром сотен орудий за десятки тысяч верст гулко прокатится по всей России, разбудит сердца спящих и заставит прозреть слепых. Жертва тогда не останется бесплодной!

Крепко пожав друг другу руки и братски поцеловавшись перед расставанием, мы простились, чтобы встретиться уже по боевой тревоге на нижней палубе у операционного пункта, где по расписанию нам обоим было назначено пребывание в бою.

Часть четвертая. Цусима

Бой и плен

Глава XXXV. Гибель четырех новых броненосцев в артиллерийском бою 14 мая. Окружение и сдача Небогатова утром 15 мая

19 мая. Порт Майдзуру, японский госпиталь. Вторая Тихоокеанская эскадра под командованием адмирала Рожественского перестала существовать. Как боевая сила она понесла поражение в артиллерийском бою 14 мая, потеряла свои лучшие корабли, была рассеяна и добита ночными минными атаками. К утру 15 мая только отряд из пяти кораблей — четырех броненосцев и одного легкого крейсера — под флагом адмирала Небогатова еще продолжал сохранять преемственность командования эскадрой.

Сдача этого последнего отряда, окруженного японским флотом, явилась завершением разгрома российского императорского флота, который, исчерпав свои боеспособные силы, уступил противнику весь морской театр войны. Уничтожение 2-й Тихоокеанской эскадры в бою при острове Цусима сделало бесцельным продолжение русским правительством восточной кампании как на море, так и на суше. Царское правительство поставило последнюю карту, и она была бита!

Поведение личного состава всех кораблей в бою 14 мая доказало, что если эскадра и не была на высоте своих задач в отношении боевой подготовки, то личное мужество, хладнокровие и настойчивость в борьбе были проявлены исключительные. И, тем не менее, результат этого беззаветного геройства, этой готовности на любые жертвы оказался равным нулю.

В то время как наши лучшие корабли один за другим гибли, истерзанные снарядами врага и уничтоженные пламенем пожаров, опрокидывались, но не покидали боевого строя, — противник оставался мало уязвимым.

Мы все ждали поражения и тяжелых потерь, но никто не мог допустить такого контраста в судьбе двух сражавшихся в смертельной схватке флотов. И только теперь разбитая эскадра внезапно постигла, какое беспримерное преступление было совершено над ней теми, кто столь безрассудно бросил ее в пропасть несмотря на все предостережения.

Да, старая, дряхлая и выродившаяся царская монархия, верившая в покровительство божественного провидения, в своей слепоте ждала чуда и получила Цусиму. Это именно ей нанес удар адмирал Того! Это на нее падает весь позор беспримерного поражения!

Цусимская катастрофа явилась своего рода гранью между двумя периодами русской истории. Это был последний и наиболее убедительный урок, доказывавший полную несостоятельность правительственной системы крепостнического и бюрократического абсолютизма.

Все эти мысли вихрем проносились в моем сознании, когда я с помощью Новикова выбрался на ют «Орла», чтобы своими глазами видеть происходящее. Да, я теперь видел воочию эти серые корабли под флагом «восходящего солнца»! Просматривая их силуэты, я узнал все броненосцы и броненосные крейсера. «Миказа» приблизился к группе наших кораблей и проходил в трех кабельтовых от «Орла». Был виден его правый борт. На нем я заметил только сбитую фор-стеньгу и две круглые пробоины в носу, уже закрытые небольшими деревянными щитками, подкрашенными под цвет борта. Орудия были в чехлах, все сигнальные фалы на командном мостике в исправности. А этот корабль был главной мишенью нашего огня в течение всего предшествующего дня.

Недалеко от меня на юте «Орла» собралась группа матросов с младшим боцманом Воеводиным. С выражением крайнего удивления они рассматривали проходивший перед нами «Миказа».

Воеводин подошел ко мне: «Это не та эскадра, с которой мы сражались вчера. Мы же видели, как попадали наши снаряды, а эти невредимы. Мы отбились от одной эскадры, а сегодня нас окружила другая. Вчера у них были четырехтрубные корабли. Где же они?»

Ко мне подошел мичман Карпов, геройски руководивший пожарным дивизионом в бою и тушивший все пожары. Он был подавлен происшедшей сдачей. В глазах у него стояли слезы. Сознание позора поражения убивало его, и он говорил, что пережить это невозможно: «Почему мы не затопили свои корабли? Мы сдались, как испанцы. Дальше жить не к чему!»

Я, зная его прямолинейную натуру, опасался, что он приведет в исполнение свои намерения, и сделал попытку направить его мысль в другую сторону.

Старший артиллерист Шамшев смотрел на корабли, в которые он направлял свои пушки, и был совершенно поражен видимой безрезультатностью нашего огня: «У них должны быть специальные дальномеры и усовершенствованные прицелы. Точность их огня на громадных дистанциях превосходит все мыслимые возможности. Одной практикой такой меткости достигнуть нельзя».

А в это время японский миноносец уже высаживал десант на «Орел».

Старший врач со своими санитарами, в число которых вошел и Новиков, успел привести в относительный порядок носовой лазарет с аптекой и организовал переноску туда раненых офицеров. Раненого командира поместили в отдельную каюту. Он пришел в себя и спросил: «Почему броненосец стоит?» Ему сказали, что эскадра прорвалась и поджидает отставшие суда. По словам доктора, часы командира были уже сочтены. Скоро он впал в бессознательное состояние. Доктор объяснил японцам состояние командира и просил его не тревожить.