Две жизни Пинхаса Рутенберга - Пётр Азарэль
На следующее утро на станции Цемах он поднялся в вагон поезда и весь день добирался в Яффо через Афулу и многочисленные селения Самарии.
Глава II. Первые испытания
Иерусалим
На заседании начальников отделов Усышкин объявил о том, что все отделы, кроме иммиграционного, с воскресенья перебираются в Иерусалим вслед за уже оставившей Яффо военной администрацией. Построенную в конце прошлого века между этими городами по вековому караванному пути железную дорогу англичане восстановить ещё не успели. Турки в начале войны разобрали часть её, ведущую от Лода на восток, и построили ветку на Синай. Поэтому в Иерусалим добирались по дороге, проложенной оттоманами пятьдесят лет назад к приезду австрийского императора Франца-Иосифа. Покрытая выжженной травой и кустарником равнина после Латруна сменилась невысокими пологими холмами. И как-то неожиданно впереди появились, словно восставшие из-под земли, утёсы. Они высились над долиной, как стражи, преграждающие путь к ещё не открывшемуся взору святому городу. Мендель остановил машину возле постоялого двора, построенного когда-то турками в Шаар-ха-Гай, что в переводе означало «ворота ущелья». Наконец, можно было размять ноги, перекусить и выпить кофе в придорожном духане. Рутенберг рассматривал нависающие над горным проходом склоны, несуразное слепленное из камней здание постоялого двора и с наслаждением вдыхал полный свежести льющийся из ущелья воздух. Шпильман, Мендель и Соломон сразу же вошли в здание, и когда Пинхас присоединился к ним, они уже сидели вокруг стола, а хозяин духана предлагал им что-то из своего нехитрого меню. Наум в Иерусалим не поехал: для его девушки Мани этот город находился за тридевять земель, и она уговорила его остаться с ней в Тель-Авиве.
Утрамбованная дилижансами и автомобилями дорога то петляла по ущельям, то поднималась по склонам и спускалась в долину. Внимание Рутенберга привлекли рассыпанные внизу под горой дома.
— Это Лифта, арабская деревня, — сказал Шпильман. — Скоро Иерусалим.
За свои сорок лет Рутенберг повидал много прекрасных городов. Он жил в Петербурге, Париже, Генуе и Нью-Йорке, побывал в Берлине, Женеве, Риме и Флоренции. Восхищался их архитектурой, красотой и гармонией. Он понимал, что ничего подобного в Иерусалиме не увидит. Поэтому обыкновенные невысокие каменные дома, смотрящие на улицу глазницами окон и сводчатыми проёмами дверей, он воспринял спокойно. Они предназначались для повседневного небогатого общинного существования. Жители более состоятельные строили так, что нижние этажи служили им для магазинов, бакалейных лавок, закусочных и ресторанчиков, а на верхних этажах они жили, рожали и воспитывали детей. А дома простых людей прятались в узких улочках и двориках кварталов. И они заботились о красоте и гармонии лишь в той мере, в которой позволяли им их доходы. Дома, однако, по мере их продвижения к центру становились всё интересней, и он не мог отказать некоторым из них в оригинальности и архитектурном вкусе. Рутенберг также обратил внимание, что большинство строений облицовано светло-золотистым камнем.
— Дома весьма разнообразны по виду, но у них красивая отделка, — произнёс Пинхас. — Что это за камень?
— Он добывается в черте города и называется иерусалимским камнем, — ответил Арье. — Жители побогаче привозят камень и из Хеврона. Тот камень называется хевронским.
— Я вижу, он формирует общий облик города, — сказал Рутенберг.
— Совершенно верно, Пинхас. Нынешняя администрация составила новый регламент городского планирования. В нём есть параграф, обязывающий облицовывать дома этим камнем.
В створе улицы слева Рутенберг увидел многоглавую церковь. Он знал, что большой участок земли в Иерусалиме приобретён в середине прошлого века Палестинским комитетом, который построил на нём подворья для русских православных паломников.
— Русское подворье, Пинхас, — кивнул Шпильман. — Там Троицкий собор, духовная миссия, больница, генеральное консульство.
— Я читал о нём, — произнёс Рутенберг. — Император и Московский патриархат понимали, чем является для них Святая земля и Иерусалим, и строили здесь добротно, на века.
Автомобиль подкатил к большому трёхэтажному зданию и остановился. Водитель взглянул на начальника отдела, ожидая распоряжений.
— Благодарю тебя, Мендель. Поставь машину во дворе и отдыхай до завтра.
Шпильман пожал ему руку и посмотрел на сотрудников.
— Муниципалитет находится там, — он показал рукой на здание по другую сторону улицы Яффо. — А Сионистская комиссия располагается в этом доме. Пойдёмте, я покажу вам нашу контору.
Они вошли в здание, поднялись по лестнице. Из-за дверей комнат, выходящих в длинный коридор, раздавался стук пишущих машинок и слышались голоса.
— У нас две комнаты, эта и вон та, — сказал Шпильман. — Кабинет Менахема в конце коридора. Сегодня все свободны. Я советую устраиваться в Мамилле. Там хорошие квартиры. И недалеко отсюда.
Жильё Рутенберг нашёл уже во время первой непродолжительной прогулки по Мамилле. Дом находился рядом с домом Стернов. В нём в девяносто восьмом году останавливался Теодор Герцль в расчёте встретиться с германским императором Вильгельмом и убедить его вернуть Эрец-Исраэль евреям. Близость к этому историческому месту оказала своё подспудное влияние на его выбор. У хозяина дома нашлись две комнаты, оборудованные недорогой, но вполне добротной мебелью. В этом районе было много лавок, кофеен, пекарен и ресторанчиков, где можно было купить что-нибудь домой на вечер и с аппетитом поесть днём во время перерыва.
На следующий день он уже говорил с Усышкиным о целесообразности создания бюро, которое занималось бы сбором и обработкой данных по водному хозяйству.
— Менахем, я хочу нанять на работу профессионалов с опытом.
— У нас большие финансовые проблемы. А зарплату им платить придётся, — вздохнул Усышкин.
— Я уверен, Вейцман на это деньги найдёт. Он
