Розмари Салливан - Дочь Сталина
Жизнь Светланы, казалось, делала один трагический круг за другим. В прошлом ей уже приходилось провожать Браджеша Сингха в последний путь, и теперь ей предстояло скрашивать последние дни Тому Тернеру — и у нее не было иной дороги. Том не был прикован к постели до самых последних дней своей болезни. Их любовь на фоне мрачной тени надвигающейся смерти, продолжалась до самых последних минут.
В то время, как Том Тернер умирал у нее на руках, мечты Светланы потерпели очередное крушение. В последних числах января 1989 года, спустя три месяца после своего восемнадцатилетия, Ольга повергла свою мать в ступор, сбежав из школы вместе с Хайденом, своим «милым бойфрендом-хиппи». Как-то раз во время уик-энда, когда Ольга приехала из школы в поместье семьи Хайденов (его отец был богатым лондонским банкиром), двое юных любовников взяли и уехали в Брайтон. Там они поселились в гостинке: комната на двоих с коммунальной кухней и санузлом. Как только до Светланы дошла новость о том, что ее дочь бросила школу, она привлекла британских друзей, чтобы те приехали в Брайтон и поговорили с молодыми в их жилище — по бедности, телефона у них тоже не было. Однако никто не сумел убедить Ольгу возвратиться к учебе в школе «Френдз». Ошеломленная Светлана связалась с отцом Хайдена и пятого февраля полетела в Лондон. Вместе им предстояло поездка в Брайтон, чтобы забрать своих детей по домам.
Как-то утром Хайден, выглянув в окошко их гостинки, воскликнул: «О, Боже! Это мой папа!» Ольга посмотрела в то же окно и взвизгнула: «О, Боже! Это моя мама!»
Своих родителей они пригласили на чай, все четверо уселись по-турецки на полу, поскольку, кроме матраса, затянутого в индийское полотно, у молодых не было никакой мебели. Вспоминая то утро, Ольга наполняется нежностью к матери.
Она проделала весь этот дальний путь, лишь чтобы внушить мне толику здравого смысла и уговорить вернуться к учебе. Но когда она увидела, как мы любим друг друга, моя мамочка — сама такой большой романтик — не нашла в себе сил разлучить нас. Мы были абсолютно счастливой и прекрасной парой. Она увидела в нас отражение своего прошлого.
Ее отец разлучил ее в юности с любимым, когда ей было шестнадцать лет и она полюбила Каплера. Она не хотела поступить со мной так же.
Я полагаю, она надеялась, что я смогу сама со всем разобраться. Так я и сделала. В конце концов и я, и Хайден вернулись в Лондон и расстались.
Но в тот день мама уехала от нас в компании злющего отца Хайдена, который так и пылал гневом: «Да вы что, издеваетесь??! Не собираетесь же вы… нет… так дела не делаются!..» Но они оба покинули нас с миром.
Разбитая, Светлана улетела обратно в Висконсин. Конечно, она тоже была зла. Теперь Ольга потеряла шанс закончить школу с отличием и поступить в университет. Мечты Светланы о хорошем образовании для дочери разбились в прах. А у Хайдена был богатый отец, который мог легко решить проблемы своего сына. В апреле она продала свой охотничий домик и переехала в апартаменты в Мэдисоне.
Том Тернер скончался 3 июня 1989 года. Когда Светлана провожала его на похоронах в Сент-Луисе, она была тронута тем, как тепло к ней отнеслись члены семьи Тома. Она написала Филиппе Хилл в Кембридж о том, что «мой самый дорогой и близкий друг» умер, причем «несмотря на то, что и он, и я знали, что это случится, его смерть стала для меня ударом. ТАК грустно, что ЕГО БОЛЬШЕ НЕТ со мной во плоти». Ее слова наполнены горьким стоицизмом. Светлана привыкла к утратам.
В августе, спустя два месяца после смерти Тома Тернера Светлану увезли по скорой помощи в госпиталь Мэдисона из-за поразившего ее инфаркта.
Филиппе Хилл она написала тогда, что чувствует, как тонет все глубже и глубже, удаляясь от своего «идеала». «Злость заставляет сердце болеть… Я раскалываюсь по каждому шву». Сказав это, она дает волю гневу. Его объектами были «тупые издатели, тупые газетчики, тупые политики, которые лезут ко мне каждый вечер из телевизора. И еще тупой Горбачев, который ПРОФУКАЛ такой ХОРОШИЙ ШАНС на начало НАСТОЯЩИХ РЕФОРМ в СССР… Его звездный час прошел без толку». Свое письмо Филиппе Светлана заканчивала так: «Бедный покойный Том, он так любил обсуждать со мной и политические дела, и все остальное. А теперь мне даже не с кем поговорить. Проклятье. Как это грустно». В довершение всего, она получила счет за услуги больницы, куда она попала, почти начисто съевший остатки ее сбережений.
То, как Светлана рано или поздно выходила из своих финансовых ям, всегда было окутано тайной, но похоже, что в этом случае, наконец, сработал призыв Джорджа Кеннана к Фрицу Эрмарту помочь Светлане «обязательно без огласки». Какое-то время она регулярно получала платежи за работу переводчиком от какого-то вашингтонского агентства. Сама Светлана заявляла, что не знала, какая организация была ее «благодетелем». Джорджу и Аннелизе Кеннан она сообщала: «Я не знаю, КТО решил мою судьбу. Думаю, что кто-то из Вашингтона». «Некие тени без имен. Все полностью секретно. Меня НИКОГДА ни о чем не спрашивали».
Но ей постепенно становилось не по себе от происходящего. Чеки приходили регулярно, и зачастую в ответ у нее просто не требовали ничего переводить.
На одном из чеков имелось наименование и адрес издательского дома Крокер, находящегося в Массачусетсе. Она написала туда с просьбой дать ей информацию о предстоящей работе по переводу, но не получила никакого ответа.
После Рождества она написала Розе Шанд о своем неожиданном открытии: «Оказывается, люди из ЦРУ (из Вашингтона, округ Колумбия) с чего-то решили выплачивать мне «пенсию» под видом платы за переводы. Вы представляете себе этот идиотизм?» «[Они] думают, что если они мне платят деньги, то НЕ унижают меня этим!» Светлана не объяснила Розе, каким образом ей стало это известно, но, вероятно, она вышла на связь с работодателем и этот человек (она не могла знать кто это, но предположила, что это был офицер ЦРУ) сказал ей, что такая фирма не существует. «Мы думали, вы понимаете».
Рассерженная Светлана жаловалась Розе: «Я чувствую себя так, будто меня надули. Это все был сплошной обман!» «Я никогда не занималась никаким шпионажем, и не могу позволить себе жить на пенсию или еще какую-то помощь со стороны ЦРУ». Она была уверена, что во время своей службы в Компании ни Боб Рейл, ни Дональд Джеймсон не одобрили бы это мошенничество.
Был ли ее гнев вполне искренним? Действительно ли она не подозревала, что у нее есть покровители в ЦРУ? Вероятно, в восприятии Светланы, пока она занималась переводами текстов, не так важно было, кто ей их присылает, откуда и почему. Многих советских диссидентов так или иначе поддерживали. Годом ранее в Сенате прошли публичные слушания под председательством сенатора Сэма Нанна, на которых затрагивались проблемы беглецов из Советского Союза в США. Светлана была разочарована тем, что ее не пригласили на эти слушания в качестве свидетеля. Но вот регулярно получать деньги напрямую от ЦРУ означало для нее оказаться на одной доске с работавшим на КГБ Виктором Луи. И, веря своему русскому опыту, Светлана предчувствовала, что рано или поздно ЦРУ потребует у нее ответных услуг в ответ на свою щедрость.
