Екатерина Матвеева - История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек
— Все, чему вы учились раньше, нужно будет забыть. У меня свой метод, и я начну с вами с азов.
Она взглянула на маленькие золотые часики на своей руке.
— Сейчас придет концертмейстер, и вы мне споете свои вещи. Между прочим, сколько вам лет?
— Двадцать три!
— Прекрасный возраст! Но можно было начинать и раньше. Вы не играете хоть немного?
— Нет, к сожалению, нисколько!
— Это действительно к сожалению, а ноты читаете?
— Ноты — да! Читаю.
— Ну и это хорошо. Учитесь?
— Я работаю…
— Если не секрет, где?
— На строительстве…
— Что? На строительстве? — удивилась она. — А что же вы там делаете?
— Я плиточница, плитку кладу… Отделочные работы…
— Простая рабочая? — на ее непроницаемом лице холодное и чужое выражение сменилось явным любопытством.
— Да! — ответила Надя, вовсе не уверенная, что такая профессия придется по душе Елизавете Алексеевне.
— А как родители относятся к вашему желанию заниматься пением? Будут помогать?
— У меня нет родителей, я одна.
— Как? Сирота? — с недоверием спросила Елизавета Алексеевна. — А где они?
— Папа погиб на фронте, а мама год назад умерла, — сказала Надя едва слышно.
Елизавета Алексеевна поднялась со своего крутящегося стульчика и подошла к Наде, совсем близко, как бы изучая ее с близкого расстояния. Потом повернулась спиной и подошла к окну задернуть занавес.
— А как вы думаете платить за уроки? — внезапно спросила она.
— У меня есть сбережения.
— Сбережения? У такой молодой девушки? Откуда? — с недоумением произнесла она, снова поворачиваясь лицом к Наде.
— У меня от родителей оставался дом в Малаховке, так я его продала.
— А где живете?
— В общежитии. У меня хорошее общежитие, — сказала, не покривив душой, Надя.
— И бережете деньги для того, чтоб заниматься пением у дорогого преподавателя? Так я вас поняла?
— Да! — «Вот дотошная!»
В дверь позвонили.
— А вот и Рита, ваш концертмейстер. Два раза в неделю вы будете заниматься со мной по часу исключительно постановкой голоса, и один час — с концертмейстером. Кроме того, для разучивания своих вещей и вокализов вам надо будет ездить на час к Рите домой. Устраивает вас такая программа?
— Вполне, — ответила Надя, холодея от мысли, в какую копеечку ей это обойдется.
Концертмейстер Рита оказалась миловидной молодой женщиной не старше тридцати лет. Она очень деловито, без лишних фраз сказала:
— Что у вас там? Ставьте ноты на рояль!
Из всего сборника Чайковского Надя пела одну-единственную вещь, свою самую первую. «Я ли в поле да не травушка была». И, как назло, пела из рук вон плохо. Спасибо, Рита подбодрила улыбкой.
— Что еще? — строго спросила Елизавета Алексеевна.
Надя поставила на рояль Булахова, вещь, которую она учила с Наташей Лавровской и была уверена, что это будет еще хуже. Небольшой проигрыш, и она запела: «И нет в мире очей и черней и милей, чем его». Она видела, как нетерпеливо потирала руку об руку Елизавета Алексеевна, и догадалась: «Ей не нравится!»
— Ну, а что-нибудь еще?
— Со мной больше ничего нет! — извинилась Надя.
— Как же так, девушка, милая, идете показать себя, а показывать нечего! Это несерьезно! — неодобрительно сказала Елизавета Алексеевна.
— Я не была уверена, что вы согласитесь со мной заниматься.
— Хорошо! — смягчилась она. — Что вы еще поете? Может быть, у меня найдется?
— Еще Римский-Корсаков «О чем в тиши ночей», — предложила перепуганная Надя.
— Пой! Я помню, — сказала Рита. — Смотри на меня, я покажу, когда вступать!
Но Наде не нужно было показывать, она хорошо помнила этот романс, хоть прошло пять лет с тех пор, как Дина Васильевна учила ее петь, во злостях топала ногой, ругая Надю: «Дубиус, дубина-с».
— Итак! — сказала Елизавета Алексеевна, вставая со стула, когда Надя кончила петь. — Найдите в своем сборнике Чайковского две вещи, раз уж он у вас существует: «День ли царит» и еще одну, — она задумалась. — Вот! «Не ветер, вея с высоты…» Вы их не пели?
— Нет!
— Хорошо! Будете учить с Ритой. Все свои старые вещи забудьте. Теперь купите в нотном вокализы Зейдлера, первую и вторую тетради. Запомнили? Гаэтано Зейдлер! Начнем все сначала. Заниматься будет… Ах, да! Я забыла! Вы ведь работаете. Тогда давайте так. Во вторник вы у меня в половине седьмого, в четверг к Рите, в субботу у меня к шести, с Ритой и без опозданий. С Ритой о времени договаривайтесь сами. За свои уроки я беру сто рублей, Рита — пятьдесят. Есть у вас такая возможность?
— Есть, — сказала слегка оторопевшая Надя и с готовностью взялась за сумочку.
— Нет, нет! — остановила ее Елизавета Алексеевна своей рукой унизанной перстнями и кольцами. — Сегодня урока не было. Платить будете со следующего раза и сразу за каждый урок.
— Когда тебе удобно? — спросила Рита.
— Если можно, после работы.
— Конечно, — согласилась Рита, — но не позже семи.
— Тогда к семи?
— Договорились, прошу, не опаздывай!
Такие расходы были не предвидены. «Сколько же я выдержу? Триста рублей в неделю?» — соображала Надя, направляясь по Брюсовскому к улице Герцена в нотный магазин с опасением встретить там «приятный баритон».
С первых же уроков у Елизаветы Алексеевны Надя поняла разницу между профессиональной преподавательницей высшего класса и Диной Васильевной, в прошлом просто певицей. Хорошо отработанная методика, ни одной не заполненной минуты для разговоров не по существу. Двадцать минут на гаммы мажорные, минорные, хроматические, двадцать — на всевозможные арпеджио, двадцать — на вокализы с замечаниями, поправками, объяснениями, повторениями — всего час. Сухо, холодно, по-деловому — работа над голосом, а не просто приятное пение.
С Ритой было проще. Когда Надя в первый раз приехала к ней на занятие на улицу Чаплыгина, Рита еще в кухонном чаду дожаривала котлеты.
— Ты не смотри, что Елизавета Алексеевна такая суровая с виду, добрее и отзывчивей я не знаю людей, — сказала Рита и принесла на блюдечке горячую котлету Наде: — На, попробуй, по новому рецепту!
Надя хотела отказаться, но надо было похвалить хозяйку, а котлета по новому рецепту действительно была вкусной. В крошечной комнате у Риты едва помещались тахта, пианино «Красный Октябрь» и обеденный стол со стульями. В другой такой же небольшой комнате виднелся в открытую дверь шкаф, большая кровать и детская. Свою пятилетнюю дочь Рита на время занятий отправляла к соседке.
— Не дает заниматься! Подходит к пианино, начинает петь и пальчиками по клавишам ударяет! — пожаловалась Рита. Но было видно, она довольна, что девочка любит музыку.
