Митрополит Евлогий Георгиевский - Путь моей жизни. Воспоминания Митрополита Евлогия(Георгиевского), изложенные по его рассказам Т.Манухиной

После Рима я намеревался съездить в Неаполь и осмотреть раскопки Геркуланума и Помпеи, но, получив известие, что в Париж приехал владыка Анастасий, я пожертвовал интересной поездкой и поспешил домой.

Епископа Анастасия только что выслали из Константинополя. Там он произносил зажигательные политические речи на Афонском Подворье. Константинопольский Патриарх предостерегал его, советовал учитывать обстановку, помнить, что пользуется гостеприимством турецкой державы, но владыка Анастасий с этим предостережением не посчитался и потому ему запретили священнослужение. Он уехал из Константинополя.

ШВЕЙЦАРИЯ

В нашей Женевской церкви еще до войны настоятелем был протоиерей Сергий Орлов. К нему в Швейцарии привыкли. Он пользовался авторитетом, в стране обжился, устроился крепко, даже разбогател: приобрел виллу. Человек осторожный, умеющий в бурное время ориентироваться… Мы с ним сверстники по Московской Духовной Академии (я был на 1-м курсе, когда он был на 4-м). В начале эмиграции я у него исповедовался. Карловацкий раскол нас разобщил. Пережить наш разрыв мне было больно… Церковь в Женеве во имя Воздвижения Честного и Животворящего Креста небольшая, но прекрасная, с чудным звоном. Приход небольшой, спокойный, буржуазный…

ГОЛЛАНДИЯ

Настоятелем нашей церкви в Гааге был долгие годы о. Алексей Розанов, священник семинарского образования, не очень ревновавший о своем приходе. Церковь, устроенная в доме батюшки, со входом через его гостиную, привлекала преимущественно его друзей и знакомых, а богомольцы со стороны идти в квартиру батюшки иногда и не отваживались. Приход, и без того малочисленный, захирел. После смерти о. Розанова я назначил в Гаагу иеромонаха о. Дионисия, горячего, энергичного молодого человека, окончившего Богословский Институт.

ШВЕЦИЯ

Храм в Стокгольме наш самый старый храм в Западной Европе (он был основан при Петре Великом). Настоятелем его я застал престарелого священника протоиерея Петра Румянцева, школьного коллегу о. Иакова Смирнова. Впоследствии появился ему помощник — о. Александр Рубец, бывший воспитатель Императорского Александровского лицея. Он читал курс русского языка в Упсальском университете, а в Стокгольме имел свою домовую церковь. Я рукоположил его в священники и после смерти о. Румянцева хотел сделать его преемником, но между ним и прихожанами возникли недоразумения, он от настоятельства уклонился и продолжал служить в своей домовой церкви, изредка выезжая для служб и треб в Осло.

Русская колония восстала против о. А.Рубца по следующему поводу. Одно книгоиздательство заказало ему книгу о советских писателях. Ничего общего с коммунизмом не имея, о. А.Рубец, заработка ради, взял заказ и написал ряд критических отзывов, для советской литературы весьма не лестных. Но книгоиздательство оказало ему медвежью услугу — изобразило на обложке серп и молот. Это эмигрантов возмутило. Я разобрался в обвинениях и ничего криминального в действиях о. А.Рубца не нашел.

РУМЫНИЯ

Наша церковь в Бухаресте в первые годы эмиграции существовала благополучно. Возглавлял ее священник о. Игнатий Коневский. Храму покровительствовал Румынский Патриарх и старый наш посланник в Румынии, магнат Уральский, католик-поляк Поклевский-Козелл. Потом все переменилось. Внезапно умер о. Коневский. Румыния признала большевиков, Патриарх Мирон, чтобы покончить с большевистскими притязаниями, отдал нашу церковь сербам. Это было, конечно, неправильно, но все же лучше, чем передача большевикам…

В Бессарабии, где все церкви были раньше наши, мы подверглись утеснению, волна насильственной румынизации захлестнула церковную жизнь: введены были новый стиль и богослужение на румынском языке. Славянское богослужение сохранилось лишь в одной, кладбищенской, церкви в Кишиневе. "Карловчане" пытались осесть в Румынии, но их арестовали и посадили в тюрьму.

ДАНИЯ

В Копенгагене у нас была небольшая, но очень хорошая благоукрашенная церковь и небольшой приход. Пребывание Императрицы Марии Феодоровны для приходской жизни имело большое значение. В начале эмиграции настоятелем был архимандрит Антоний Дашкевич, из флотских иеромонахов, когда-то плававший на императорской яхте. Императрицу о. Антоний развлекал, умел рассказывать анекдоты. Поначалу я отнесся к нему хорошо, а потом, разглядев, изменил к нему отношение и стал его подтягивать. "Карловцы" вызвали его, посвятили в епископы и отправили на Аляску, поручив ему на пути произвести следствие относительно деятельности в Америке епископа Александра. Между ним и владыкой Александром были старые счеты. Под видом дознания епископ Антоний собрал кучу всякого обывательского мусору, а до Аляски так и не доехал, вскоре возвратился назад и умер в Югославии.

На его место я послал протоиерея Н.Попова (из По), а потом назначил достойнейшего, умного, благоговейного старца о. Леонида Колчева (из Константинополя). Императрица меня благодарила за это назначение. Когда Дания признала большевиков и они затеяли судебный процесс с целью завладеть нашей церковью, о. Колчев сумел ее отстоять. В 1928 году Императрица Мария Феодоровна скончалась. О.Леонид ее напутствовал. По кончине я получил от него телеграмму: он вызывал меня на похороны. Я прибыл в Копенгаген и совершил чин погребения. На похоронах встретился с Великой Княгиней Ольгой Александровной, познакомился с ее двумя детьми, прелестными мальчиками Тихоном и Гурием, и узнал, что Великая Княгиня живет на ферме, занимается огородничеством и садоводством, сама возит в город землянику на продажу, а для этого встает на заре и выезжает на восходе солнца. От всего ее рассказа о своей скромной, трудовой жизни веяло духом смиренного величия… Добрая, истинная христианка.

БОЛГАРИЯ

В Софии настоятелем нашей церкви я застал архимандрита Тихона, которого я взял с собою в Берлин [144]. Одна часть прихожан просила меня на его место назначить протопресвитера Георгия Шавельского; другая — епископа Серафима (Лубненского), который проживал в Константинополе и был не у дел. Я назначил епископа Серафима. Назначение не из удачных. Епископ Серафим создал в приходе неприятную атмосферу нездорового мистицизма — пророческих вещаний, видений…

Болгарскими церковными делами я не интересовался. Болгарию, строго говоря, Западной Европой считать нельзя, к тому же там был самостоятельный епископ. Нашу церковь в Софии большевики потом отобрали, отдали болгарам, а епископу Серафиму пришлось устроиться на стороне в маленькой церковке. Когда возник раскол с "карловцами", он меня покинул и стал одним из ярких представителей "карловчан". Против о. Сергия Булгакова он написал обличительный труд — толстый том в несколько сот страниц, очень примитивный и в научном отношении незначительный.