Цзюн Чан - Императрица Цыси. Наложница, изменившая судьбу Китая. 1835—1908
Ее дурные предчувствия по поводу Японии выглядели вполне обоснованными. Японцы без промедления предприняли серию дипломатических шагов, чтобы заручиться молчаливым согласием мировых держав в отношении их замыслов в Китае, а также заключили сделки с британцами, французами и даже с русскими. Японские дипломаты активизировали свою пропагандистскую деятельность в среде китайских чиновников, а также владельцев и издателей газет, навязывая им концепцию объединения двух азиатских стран – Японии и Китая – в полноценный «союз». Многие китайцы воспринимали такое предложение благосклонно даже притом, что главенство в таком союзе принадлежало бы Японии, если не по форме, то по существу. Посетившие Японию китайцы находились под глубоким впечатлением от увиденного там: «японская ухоженность улиц, благополучие народа, честность купцов и соблюдение норм морали обычным человеком». К тому же европейские дипломаты прекрасно знали о том, что японцы ежегодно тратят на поиск среди китайцев полезных людей от 6 до 8 миллионов немецких марок, преследуя «высшую свою цель по продвижению идеи переезда императора Японии в Пекин», хотя бы условного. Японцы самонадеянно задавались риторическим вопросом: «Почему 50 миллионов японцев не могут сделать [с китайцами] того, что получилось у 8 миллионов маньчжуров?»
Цыси не собиралась уступать Токио господство над своей империей. Не питала она и иллюзий по поводу того, что при японском господстве в Китае станет лучше. В Корее, находившейся под «протекторатом» Японии после поражения Китая в 1894–1895 годах, японцы установили жестокое управление. В то время, когда китайские газетчики пользовались неограниченной свободой слова, корейская пресса подвергалась строгой цензуре, искоренявшей любые намеки на антияпонские настроения. Искреннего редактора Ян Ги Така, работавшего в принадлежащей британцам редакции газеты на корейском языке, арестовали и поместили в тюремную камеру, «настолько переполненную узниками, что он не мог даже прилечь, а потолок был слишком низким, чтобы как следует распрямиться». Через считаные недели он так похудел, что стал похожим на скелет. Британский генеральный консул в Корее Генри Кокбёрн, увидев его, испытал настоящий шок и отправился выразить свой протест одному высокопоставленному японскому чиновнику. Этот чиновник сохранил полное спокойствие и сказал
Г. Кокбёрну, что если он «будет настаивать на обсуждении такого мелкого, постороннего вопроса, то придется сделать вывод о том, что [им] движет враждебное желание возвести препятствия на японском пути». Возмущенный данным происшествием и потрясенный тем, что англичане игнорируют жестокость японского правления, Г. Кокбёрн подал в отставку и закончил свою многообещающую карьеру дипломата.
Цыси воздерживалась от бессознательного предпочтения желтых японцев в ущерб белым европейцам. К цвету кожи народов она относилась спокойно, а расовые предрассудки ее не занимали. Среди ее заморских друзей можно было назвать американок Сару Конгер и Катарину Карл, американскую китаянку-полукровку Луизу Пирсон, а также жену японского посла Утиду Косаи.
При всей настороженности вдовствующей императрицы в отношении Японии она не бросилась в объятия какой-либо другой державы, как этого вполне можно было ожидать. Ее правительство отказалось от услуг любых заморских советников при престоле, хотя в министерствах и провинциях служило немало японских и западных специалистов. В 1906 году немецкий кайзер Вильгельм II через убывающего на родину китайского посла передал ей послание с предложением о формировании «Entente Cordiale (сердечного согласия – партнерских отношений между странами), которое послужит гарантом неприкосновенности наиболее важных территорий Китая» в случае японского вторжения. Цыси на это предложение промолчала. Испытав на себе вероломство русских, она не питала ни малейших иллюзий по поводу подобных гарантий. К кайзеру она тоже не испытывала доверия, ведь именно он, в конце-то концов, направлял притязания Запада к ее империи. Выражение озабоченности кайзера само по себе представлялось ей оскорбительным, так как именно он назвал японско-китайский союз «желтой угрозой». В скором времени Вильгельм II заявит журналисту «Нью-Йорк таймс» следующее: «Контроль Китая со стороны Японии сам по себе… представляется остро и открыто враждебным цивилизации белого человека. Он грозит самыми большими несчастьями. Будущее человечества принадлежит белой расе; оно не может принадлежать народам с желтым, черным или оливковым цветом кожи. Оно принадлежит человеку со светлыми волосами…»[53]
Молчание Цыси смутило и обозлило кайзера: «Вот уже прошел год. Но ничего сделано не было. Пора начинать работать незамедлительно! Без малейшего промедления! Поторопитесь! Я объяснил им все год назад. Похоже, время для них – совсем не деньги». И еще: «Китайцы медлят. Они все откладывают на потом, а потом опять откладывают до лучших времен.» Немецкий кайзер попытался привлечь американцев к воплощению в жизнь его плана, а в Америке Цыси видела единственную страну мира, на которую еще можно было возлагать пусть даже небольшие надежды. В конце 1907 года до нее дошло два ободряющих известия. Американцы возвращали остающуюся часть «боксерской контрибуции» и направляли в зону Тихого океана свой крупный флот. Видя подтверждение дружественного отношения США к Китаю и явные намерения Вашингтона обуздать Токио в его притязаниях, Цыси приняла решение отправить в Америку своего эмиссара для изучения возможностей налаживания более тесных связей, а также передать благодарность за возврат причитавшейся контрибуции. Этому эмиссару потом предстояло посетить Германию и другие европейские страны. Однако с возвращением контрибуции произошла заминка, и отправку эмиссара отложили на год. Тот факт, что Цыси воздержалась от указаний своему послу в Вашингтоне обсудить предложенный кайзером Entente, а также отправки специального эмиссара с таким же самым заданием, служит основанием для предположения, что вдовствующая императрица не видела в нем практического смысла. Американцы не стали бы воевать с японцами на стороне Китая; скорее они пожертвовали бы интересами ее империи ради своей собственной корысти. На самом деле прошло совсем немного времени, и американцы тоже заключили с японцами сделку – соглашение Рута – Такахиры, по условиям которого американцы уступили японцам господство в Южной Маньчжурии в обмен на согласие Токио на оккупацию США Гавайев и Филиппин[54].
Летом 1907 года японцы полностью аннексировали Корею. Корейского короля принудили к отречению от престола в пользу своего сына: он не проявлял должного послушания своему японскому «советнику», в роли которого выступал не кто иной, как бывший премьер-министр Японии Ито Хиробуми. Новым договором между Кореей и Японией предусматривалось назначение Ито Хиробуми генеральным резидентом, без согласования с которым корейский король не имел права принимать какие-либо решения. Два года спустя корейский националист совершил покушение на Ито, и автор заметки в газете «Нью-Йорк таймс» после его гибели объяснил это убийство тем, что «он заслужил ненависть местного населения жестоким стилем правления». Теперь своим возведением в должность фактического правителя Кореи Ито только напомнил Цыси о том, что в 1898 году этот «влиятельнейший деятель, обеспечивший достижение Японией статуса мировой державы», вплотную приближался к установлению полного контроля над императором Гуансюем и что Китаю грозила участь Кореи. К тому же теперь, когда Корея фактически стала территорией Японии, японцы вышли на границу с Китаем, и их армия могла спокойно ее перейти по первому приказу своего командования.
