Джоэл Макайвер - Black Sabbath:история группы

Ко всеобщему удивлению, Шэрон рассказала еще кое-что: оказывается, «семья потеряла все десять миллионов долла­ров, полученные за телешоу канала „MTV" „Семейка Осборнов". Шэрон объяснила, что сверхпопулярность шоу надоумила мно­гих людей подать в суд, утверждая, что именно им принад­лежит оригинальная идея программы. Осборнам пришлось себя защищать, и все их сбережения ушли на бесконечные судебные тяжбы».

Несмотря на все, что выяснилось в ходе передачи, репу­тация Шэрон не пострадала. Наоборот, британская организа­ция «Фрименс» наградила ее почетным званием «Звездной мамы года» (предпочтя Шэрон таким женщинам, как топ-модель Кэти «Джордан» Прайс, Кейт Мосс и герцогиня Корнуолльская), что является очевидным показателем признания. Шэрон расчувствовалась: «Я ужасно рада, что стала „Звездной мамой", и эту радость только усиливает тот факт, что голосо­вали за меня простые люди. Последние несколько лет дались мне очень нелегко, и я хочу подчеркнуть, что все это время британцы очень поддерживали меня и семью. Видимо, они понимают, что в душе я - старомодная англичанка».

Еще одной причиной того, что столь консервативная ком­пания, как «Фрименс» (продающая одежду и продукты по каталогам), выдвинула Шэрон в качестве претендента на свою награду, было избрание супруги Оззи новым лицом сети универмагов эконом-класса «Асда». Основным принципом этой сети было совмещение истинно английских (хоть ее вла­дельцем и был американский концерн «Уолмарт») традиций шоппинга с реалиями двадцать первого века. Целый год Шэрон активно мелькала на телевидении в рекламе магази­нов «Асда», закрепляя тем самым славу узнаваемой в Англии знаменитости.

Так получилось, что все внимание прессы в то время было сосредоточено не на Оззи, а именно на Шэрон, и этому спо­собствовал ряд обстоятельств. В 2005-м Шэрон получила роль в спектакле «Монологи вагины»; правда, вскоре ей при­шлось отказаться от этой роли - в тот момент врачи сооб­щили ее старшей дочери Эйми о подозрении на рак груди, и Осборнам стало не до спектаклей. Тем не менее, когда про­блема с Эйми разрешилась, Шэрон все же вступила на теат­ральные подмостки - в театре «Мэйфлауэр» в Саутгемптоне. Как-то раз ей чудом удалось избежать увечий - некто, под­жидавший ее у входа в театр, попытался вылить на нее чашку кипящего супа (правда, промахнулся). По словам одного из свидетелей, «она уже собиралась подойти к нему, когда охранник резко потянул ее назад. К счастью, она отнеслась к си­туации с юмором, и продолжила раздавать автографы».

Пока Шэрон - по профессии менеджер и телеведущая - развлекалась игрой в театре, а ее дочь-певица Келли начала карьеру телевизионной актрисы, ее вторая дочь, Эйми (по про­фессии журналист), решила попробовать себя в роли певи­цы. На самом деле все Осборны по природе своей многоста­ночники, о чем еще раз напомнила одна компания, пожелавшая купить у Шэрон права на экранизацию ее книги «Экстрим». Однако та ответила довольно жестко: «Написать книгу было непросто. И я чувствую, что ее вполне достаточно».

Но давайте все же вернемся к рок-н-роллу. Примерно в это же время был назван состав участников «Ozzfest-2006», который должен был стартовать 29 июня. В отличие от предыдущих фестивалей, в этом году Оззи решил принять участие только в десяти шоу: «Я бы хотел в ближайший год поболь­ше времени провести в студии и поменьше - на гастролях. Прямо скажем, сейчас я уже не так часто выступаю, как раньше, но нужно принимать вещи такими, какие они есть… Я уже не столь молод. Когда в разгаре турне я вдруг заболеваю, это ужасно злит, к тому же моей заднице уже осточертело, что в нее постоянно приходится колоть витамины».

Пока разговоры о том, насколько серьезным будет участие Оззи в «Ozzfest», были в самом разгаре, стало ясно, что он все еще нервничает по поводу живых выступлений. Означало ли это, что в тот судьбоносный день Оззи вбил последний гвоздь в крышку гроба своей концертной деятельности?

В конце концов, это был не первый раз, когда Оззи сокра­щал свое концертное расписание. Взять хотя бы 1992 год - тогда он вообще отказался от гастрольной деятельности. Правда, потом он все же признал, что это решение было не­осмотрительным: «Знаете, я - один из тех людей, которые в неудачный день легко могут кому-нибудь сказать: „Пошел к черту, отвали!" Я перестаю себя контролировать. В тот раз я заявил Шэрон: „Я слишком долго этим занимался. У меня не было даже возможности насладиться плодами своей работы. Я хочу с этим завязать".

Она сказала: „Окей!" Ну и вот, мы вы­пустили „No More Tears" и назначили дату прощального турне, которое прошло на ура. Я отошел от дел, приехал домой и неожиданно подумал: „А дальше-то что?" Я понял одну про­стую вещь: уходить надо куда-то. Я ведь ушел не с опостылев­шей работы, которую ненавидел всеми фибрами своей души, сгорая от нетерпения, когда же наконец выйду на пенсию. После окончания прощального турне я вернулся домой, и мне стало так скучно! Я просыпался, открывал холодильник, за­крывал его, садился, снова вставал, чтобы его открыть… Как-то Шэрон спросила: „Да что с тобой происходит?", и я при­знался ей, что мне ужасно скучно. Она рассердилась: „Ты меня с ума сведешь со своими метаниями. Нельзя уволиться, а потом разуволиться обратно!" Я из тех, кто в дороге ужасно стремит­ся домой, но по возвращении меня снова тянет в путь. Поэтому меня вечно бросает из крайности в крайность. Чтобы отойти от дел, нужно твердо знать, чем собираешься заниматься на пенсии, - если каждый день просто сидеть и смотреть в окно, то так и помереть недолго».

Отношения Оззи с гастролями всегда были очень противо­речивыми - и в этом нет ничего удивительного, принимая во внимание его ужасную физическую форму и все иску­шения, которые сопутствуют жизни в бесконечных турне. В 1991-м, когда его впервые посетила мысль о «выходе на пенсию», Оззи размышлял так: «Когда я на сцене, улыбка не сходит с моего лица: я ловлю кайф от каждой секунды. Будто каждый зритель в зале - один из участников моей группы и вместе мы создаем весь этот праздник. Нет ничего лучше этого ощущения. С этим чувством, этой магией, которая бук­вально рвется из меня на сцену, не сравнится ни одно удо­вольствие в мире - ни женщины, ни наркотики - ничто. Эмоции, которые я читаю на лицах людей, возбуждают меня лучше любого „экстази". Уж поверьте, если бы можно было математически рассчитать процесс, ведущий к этому ощу­щению, каждый стал бы рок-звездой… Когда осознаешь, что аудитория у тебя в руках, уж поверьте, это круче, чем все, что можно себе только представить. Зато уж если что-то идет не так, то все с точностью до наоборот - хуже просто быть не может. Если по какой-то причине у меня ничего не получается, я начинаю чувствовать себя просто отвратитель­но. Мне нравятся мои музыканты - не представляю, как у них получается играть со мной, потому что у меня нет чувства гребаного ритма. В свое время я видел „Aerosmith" и „Motley Сгuе", и могу сказать, что на их концертах тоже возникает это волшебство. Но, как часто происходит с разными людьми, в силу всту­пает их „я", и это „я" начинает указывать, что им делать. И если начинаешь прислушиваться, к тому, что оно тебе говорит, те­ряешь чувство реальности. Я занимаюсь музыкой уже двад­цать четыре года, но так и не смог избавиться от впечатления, что в конце меня ждет полное фиаско. Я все еще боюсь сцены. Незадолго до начала шоу меня охватывает жуткий мандраж. На днях я выступал в Лонг-Бич - так вот, я дошел до того, что позвонил [жене] и стал кричать: „Это будет полный провал! Я не выступал со времен концертов в России! Мне нужно к врачу, кажется, с горлом не все в порядке…" Таков уж я есть. Перед выходом на сцену веду себя как капризный ребенок. Зато когда начинаю выступать, неожиданно мне становится гораздо лучше. Причем без всего этого я, наверное, перестал бы быть самим собой. Я искренне восхищаюсь спортсменами. Представьте себе, что такой человек должен принять участие в чемпионате по теннису. А ведь это жуткий стресс! Борьба один на один с соперником! Мне, чтобы избавиться от при­ступа паники, который охватывает меня на сцене, нужно спеть минимум полторы песни».